
Онлайн книга «Ликвидаторы времени. Охота на рейхсфюрера»
— А староста предложил налет на элеватор сделать — его только пара полицаев сторожит. — Ну, и на кой нам это? Только светиться зазря! — Так нам-то опасности практически никакой — все одно сегодня вечером отсюда ноги сделаем. — А польза какая? — Много от этого пользы. Сам посуди: немцев без зерна оставим — это раз, народу от голода пухнуть не дадим — это два, пару полицаев к ногтю — это три… — Стой-стой-стой… Развоевался тут, понимаешь. Вот мужиков дождемся и тогда решим. Иди, пока продукты Емельяну сдай. Поскольку мешки с продуктами мы разместили на переднем сиденье машины, то вытащить унтера-переводчика, не выполнив приказ командира, было сложновато. К моей удаче, мимо проходил лейтенант Скороспелый с охапкой сушняка. — Товарищ лейтенант, — окликнул я его, — вы не на кухню, часом? — Да, туда. — Будьте добры, приведите сюда сержанта Несвидова. Через пару минут лейтенант вернулся вместе с Емельяном. — Товарищ сержант, принимайте продукты! — весело поприветствовал я нашего старшину. — И что там, товарищ старший лейтенант? — невзирая на все больше входящие в обиход «боевые прозвища», Несвидов строго придерживался в общении с нами устава. — Не знаю, времени заглядывать не было… Емельян укоризненно покачал головой: — Товарищ лейтенант, помогите донести, пожалуйста! — попросил он контуженого танкиста. — Отставить! — вмешался я. — Вы, лейтенант, лучше пока пленных посторожите, а я сержанту помогу, а то, насколько я помню, вам еще напрягаться вредно… — и с этими словами я подхватил один из мешков. Когда мы дошли до кухни, Емельян развязал тесемку и вывалил содержимое первого мешка на расстеленный брезент. Неплохо, однако! Староста расщедрился на пару кусков окорока, или бекона, завернутых в промасленную бумагу и испускающих одуряющий аромат, несколько кругов домашней колбасы и здоровенный, граммов на восемьсот, кусок сливочного масла. Наш старшина даже присвистнул, увидев это богатство. — Это вы знатно поторговали, товарищ старший лейтенант! На что сменяли? — теперь в его голосе сквозило нешуточное уважение. — На стадо в полсотни голов… — А где ж вы стадо-то добыли? Вдаваться в подробности продуктово-финансовой махинации мне сейчас не хотелось, поэтому я ответил просто: — Извини, Емельян, времени сейчас совершенно нет. Вечерком расскажу, лады? — и пошел к машине, в которой томились мои «языки». * * * Москва. Улица Дзержинского. 20 июля 1941 года. 14.33 — Вы действительно в этом уверены, Борис Михайлович? — Да, Павел Анатольевич. — Присаживайтесь, поговорим. — И старший майор указал рукой на один из стульев. В свою очередь сев в кресло, он продолжил: — А на чем основывается ваша уверенность? — Понимаете, Павел Анатольевич, когда вы мне поручили заняться этим делом, то первое, над чем я стал думать, это то, зачем они передавали кому-то привет? — И? — Единственное непротиворечивое решение — это была замена пароля… — Допустим… — и старший майор внимательно посмотрел на собеседника, — но на основании каких фактов вы сделали выводы о моей и Старинова причастности? — Вот смотрите, Павел Анатольевич, — и капитан, спросив взглядом разрешение, придвинул к себе лист бумаги и карандаш. — Первое — они очень четко и грамотно вышли на нашего резидента. Второе, как показал резидент — человек, кстати, чья надежность не вызывает сомнения, — фигуранты — русские по национальности и обладают большим опытом оперативной работы, а также весьма серьезными боевыми навыками. — Ну, это могут быть люди и из белой контрразведки или разведки… — неопределенно хмыкнул хозяин кабинета. — Вряд ли. Кроме возраста, напомню, что личный состав группы, по крайней мере большинство, — люди молодые, до тридцати, еще в словесных портретах резидент указал на некоторые особенности… — он открыл свою папку и, достав лист бумаги, прочитал: «Во время разговора младший по возрасту, „майор Таривердиев“ в нервном волнении выстукивал пальцами на столе какую-то мелодию, в которой я впоследствии узнал Марш Буденного». — И капитан торжествующе посмотрел на Судоплатова. * * * Подхватив пленного унтера, я совсем уже было собрался удалиться «под сень струй», но вспомнил про запертого в машине немецкого водилу. «Хорошо, что летеху не отпустил…» — подумал я и открыл багажник легковушки. Н-да, судя по тому, как внутренняя обшивка была перепачкана кровью, путешествие для пленного комфортным не было. «Ну, уж извини, дороги у нас тут такие!» — и с этой мыслью я выволок мычащего что-то на своем языке немца на свет божий. — Лейтенант, назначаю вас ответственным за этого пленного. Умойте, руки на время развяжите, чтоб не отсохли… — похоже, вид живого человека, забытого в багажнике машины, произвел на Скороспелого сильное впечатление, поскольку на мои слова он не реагировал. — Лейтенант!!! — пришлось мне рявкнуть. — А! Да! Слушаюсь, товарищ старший лейтенант госбезопасности… Что? Пришлось повторить инструкции. Но, уходя, танкист нет-нет, да и оборачивался и смотрел на багажник машины, как бы сопоставляя в уме размеры багажника и тащившегося перед ним человека. Я же потрепал по щеке давно очухавшегося унтер-офицера: — Ну, пойдем, болезный, поговорим… — и придал ему ускорение, потянув за ухо вверх. — Ньет, вы не имеет права! Это есть насилие над военнопленный! — внезапно заголосил он. — Это против общечеловеческих ценностей? — мрачно спросил я, потрясенный говорливостью пленного. — Или не нравится, что унтерменш руки распускает? — Ja! Да! Чекистский выродок, ты должен выражайт уважение к мой статус… Бац! Короткий прямой в грудину выбил из говоруна дыхание и сбил его с ног. Наступив ему сапогом на руку, я сунул ствол ППД прямо в нос и прошипел: — А знаешь что, падла? Что-то мне совершенно не хочется с тобой говорить… Ну совсем не хочется… — какая-то темная и душная волна затопила меня. Я чувствовал, как то ли от гнева, то ли от прилива адреналина полыхают мои щеки. Я почувствовал, что хочу убить эту тварь! Причем не выстрелить, а удавить своими собственными руками! Прорычав: — Ну, лови! — я отбросил в сторону автомат и, уцепившись за лацканы кителя, вздернул фрица на ноги. — Права тебе? Три быстрых прямых в голову. — Красный крест? Серия по ребрам. Придерживая гада «за манишку», заношу правую руку, собираясь пробить от души. |