Онлайн книга «Урусут»
|
За просмотром истории поколений его и застала хозяйка. В руках она держала поднос с чайным набором и сладостями. – Чай-варенье-печенье, – объявила она и поставила поднос на стол. – Хотя, если вы по-настоящему голодны, приготовлю что-либо серьезное. – Нет-нет, что вы, – ответил он и присел следом за ней, – я уже успел позавтракать. В местной рюмочной. – В рюмочной? – глаза актрисы наполнились ужасом. – Туда пускают детей?! А зачем вам завтракать в рюмочной – не легче ли это сделать дома? – У меня дом, Вера Александровна, – после того как она налила ему в чашку чай, гость благодарно кивнул и поставил ее перед собой, – в некотором отдалении отсюда. Честно говоря, если брать во внимание все детали, то совсем далеко. А так… – То-то я чувствую чужой акцент! – погрозила она пальцем. – Акцент? Может, это у вас акцент – «поребрик», «парадное»… – Москва, значит? – Москва. – И когда же это моя веселушка успела познакомиться с мальчиком из столицы? Олег подумал, что ответить. Сказал: – Я думаю, в ее отсутствии обсуждать этот вопрос некорректно. Хозяйка долго смотрела на него. – Думаю, ваш приезд как-то связан с истерикой, что произошла у нее двое суток назад, ночью? Сработало! То же самое! Однако, жаль, что истерика, и жаль, что бабушка заметила. – Вот это мы и должны обсудить. – Втроем! – приподнялась хозяйка со стула. – Сначала – вдвоем, затем, если захочет, она с вами поделится. – Угу. Строгий, значит. Москвич. В рюмочной позавтракал. Печенье-то берите. – Спасибо, не ем сладкого. – Ребенок – не ест сладкого. Рахметов вы какой-то? Готовите себя к какой-нибудь новой мировой революции? – Скорее к антиреволюции. – О! – Вера Александровна! Вы очень хорошая женщина! Всё гораздо лучше, чем вам может показаться! Но я столько лгал за последние два дня, что просто устал, и разыгрывать перед вами приличного мальчика из добропорядочной семьи, рассказывать о мнимом увлечении полетами в космос и покорением галактик – не хочу! Надоело! – Вы не увлечены полетами в космос? – хозяйка даже заулыбалась. – И что же входит в сферу ваших интересов? – Торговля. Биржевая торговля. Без собственно перемещения и реализации товара. Торговля правом собственности на то или иное. Например, на продукцию предприятия. Или на часть самого предприятия. Или на весь консорциум, куда входит предприятие. – Напугали вы меня. Это же невозможно? Это, что, спекуляция такая? – Да. Обычная спекуляция. Только в больших масштабах. – А… Почему именно это? Для вашего-то возраста? Почему не кинематограф… спорт… армейская служба… Тем, чем обычно грезят и чем хотят гордиться дети? – Или комсомольское функционирование, затем партийное функционирование с целью сначала борьбы за привилегии, затем – выдвижения в первые лица государства с последующей возможностью влиять на реальную политику страны. Этим же дети не грезят? – Нет… – Тогда почему у нас такой раздутый, огромный, неповоротливый аппарат? Отвечаю: жизнь заставляет. А я решил для себя просто: деньги. Как сказал перуанский писатель Марио Варгас Льоса: «Деньги – единственная форма счастья, которую можно потрогать руками». – И как же вы этим занимаетесь? В СССР, в шестом классе? – Никак. Вы же спросили об увлечениях, все, мною сказанное – на будущее. А пока мы с Мариной будем спасать мир. – Поразительный мальчик. Немудрено, что вы запудрили моей внучке мозги. – У нас иные, дружеские, отношения. – Верю-верю… Ну, а человеческие, то есть лично мне более понятные увлечения у вас есть? Поэзия, например, литература? Лермонтов? Пушкин? – Лермонтов – маньяк с суицидальными наклонностями, счастливо воплотивший их в жизнь. – Пушкин?! – Специально для вас. Посвящается Вере Александровне… – Фоминой. – Фоминой. Я знал красавиц недоступных, Холодных, чистых, как зима, Неумолимых, неподкупных, Непостижимых для ума; Дивился я их спеси модной, Их добродетели природной, И, признаюсь, от них бежал. И, мнится, с ужасом читал Над их бровями надпись ада: Оставь надежду навсегда. Внушать любовь для них беда, Пугать людей – для них отрада. Быть может, на брегах Невы Подобных дам видали вы… Хозяйка пару раз хлопнула в ладоши. – Однако, ну и выбор для чтения. – Так у Лермонтова вообще – трупы, черви, личинки, мрак, зловоние. – Фу. – И я о том же. Есенин – пьяница-самоубийца, Пастернак жил с несколькими женами, Маяковский-самоубийца жил с одной женой, но на пару с товарищем. Фет-Тютчев? Даже вспоминать смешно. Некрасов перед написанием очередной поэмы ночами напролет играл в карты для поднятия тонуса. Хлебников – пародия, совковые певцы комсомольских строек – все, чай уже не смогу пить, рвотное, современных при мне даже не произносите – через тридцать лет их всех забудут. – А кого не забудут? – Бродского. – Диссидента-антисоветчика? – Да. – Ну, кто-то же вам нравится? – Конечно. Шекспир и Гете. Оба – гении недосягаемой величины. Для капсулы с описанием истории человечества, которую земляне отправят к звездам, вполне достаточно. Женщина поднялась и подошла к окну. – Нет, эрудиция удивляет, – произнесла она, – но какой же цинизм… Не возражаете, если я закурю? – Конечно, нет. Вера Александровна вставила тонкую сигарету в длинный мундштук, поднесла зажигалку, затянулась, выдохнула и спросила: – Неужели совсем никто из поэтов не нравится? – Набоков. Но это – личное. – Опять антисоветчик! – констатировала хозяйка и вновь выглянула в окно. – А вот и наша дорогуша топает. Ну, – резко развернулась она к Белолобову, выражение ее лица изменилось, – обидишь нашу девочку, я с тебя три шкуры спущу! Олег побледнел, но совсем по другому поводу. Хозяйке же ответил: – Не обижу, обещаю. Тем более я скоро уеду. – Молодец. Но я прослежу. – Непременно. Путешественник встал напротив двери, Вера Александровна вышла из гостиной, но к нему приближаться не спешила. В замке раз, другой, провернулся ключ, и в квартиру спиной вперед пробралась девочка-одуванчик – с косичками-колечками, бантиком и пионерским галстуком. Бросив ранец на пол, она развернулась и только тут увидела визитера. Долгую минуту она всматривалась в него, хлопая длиннющими ресницами. Вдруг в два прыжка она оказалась рядом, повисла на его шее и закричала: |