Онлайн книга «Диверсанты Его Величества. "Рука бойцов колоть устала"»
Но чертежи все равно в топку! — Государь! — дежурный заглядывает в дверь. — Завтрак подан. Ну что же, придется отложить бумаги в сторону. Утро — единственное время, когда вся семья встречается за столом. Потом некогда и некому встречаться — не успел оглянуться, и разбежались кто куда. В лучшем случае увидимся вечером, а то и вовсе на следующий день, опять же за завтраком. Угу, мероприятие особой государственной важности — целых четыре министра, канцлер и обер-прокурор с ложками наготове. Совмещают приятное с полезным и бесполезное с бестолковым: кушают за мой счет, ищут у Марии Федоровны поддержки безумным прожектам, служат детям примером тяжести и ответственности высоких чинов, а также соревнуются в злобности намерений по отношению к поверженному противнику. — Я бы посоветовал не торопиться с принятием капитуляции у Наполеона, государь. — Бенкендорф с отвращением смотрел в тарелку со сваренной на молоке перловой кашей и говорил, не поднимая головы: — Идеальным вариантом будет, если у нас получится выдавить его за границы империи без прекращения войны. — А спешащие на выручку англичане? — сварливо ответил граф Ростопчин. — Мне кажется, что стоит предать Бонапарта справедливому военно-полевому суду, дабы не к кому было спешить. Закатать мерзавца на пятнадцать лет в Кяхту… — Экий вы кровожадный, Федор Васильевич, — с укоризной вздохнул министр госбезопасности. — Еще предложите оженить его на тунгуске. — Тунгусы тоже люди, — вмешался обер-прокурор Священного синода. — А Наполеона отошлем на Соловки. — Позвольте не согласиться, отец Николай, — не остался в стороне от спора граф Аракчеев. — С чем же? — С Соловками. Пугало в виде французского императора требуется для поддержания Европы в должном страхе. Потому поместим его в Петропавловской крепости и будем угрожать побегом. Не Наполеону угрожать, разумеется. — Невыгодно, — задумчиво проговорил Державин, более всего заботившийся о состоянии финансов. — Ежели только деньги брать за недопущение побега. — Возьмем! — воодушевился Аракчеев. — А пугать все равно не перестанем! Как дети развлекаются, ей-богу. Посторонний слушатель, невзначай здесь оказавшийся, рискует сделать неверные выводы о кровожадности моих министров. Кровожадности и беспримерной глупости. И он окажется неправ. Князь Александр Федорович Беляков-Трубецкой вовсе молчит, и было бы несправедливостью возводить на него напраслину. И на остальных тоже. Умнейшие люди, и каждый исполняет порученное дело столь хорошо, что порой кажется незаменимым. Взять хотя бы того же Державина — поэт вроде, а как финансы поправил, а? А всего-то стоило обратиться к врачам с просьбой запретить Гавриилу Романовичу кутежи, до коих он стал было большим охотником, и рекомендовать больше гулять на свежем воздухе. Во время прогулок в его голову просто замечательные мысли приходят. Настолько замечательные, что Александр Христофорович смущается и бормочет о правилах приличия и чувстве меры. Ну да, Бенкендорфу обычно и достается претворять в жизнь гениальные идеи министра финансов. Помните недавний налет мексиканских пиратов на Бомбей? Ах, не помните… Правильно, я тоже забыл. А на шутовские маски обращать внимание не будем. Главное то, что скрывается под ними. Там — разное. Кто-то прячет непомерную усталость от работы, иные — боль многочисленных болезней, третьи — растерянность от перевернувшейся с ног на голову жизни… Всякое. Но с балаганом пора заканчивать: — Что это у нас князь Александр Федорович молчит? Министр горнодобывающей промышленности весь погружен в мысли и отзывается с некоторым опозданием: — Мне нужны англичане. Еще лучше — шотландцы или валлийцы. — Где нужны и в каком смысле? Прямо здесь, в Петербурге? — Можно немцев саксонских, — невпопад отвечает Беляков. — Зачем? — Уголь добывать. Обычный француз в шахте больше месяца не живет, итальянцы с испанцами и этого не выдерживают, так что англичане в самый раз будут. К солнышку из-за своих туманов привычки нет, едят мало… Тысяч пятнадцать на Урал возьму и столько же в Ново-Донскую губернию. Дадите больше — отправлю под Белгород, руду копать. Очень нужно… Надо же, никогда не замечал, что национальная принадлежность влияет на способность человека работать под землей. А как тогда быть с интернационализмом? Или ну его в задницу? — Александр Федорович дело говорит, — поддержал Белякова-Трубецкого обер-прокурор. — Я специально интересовался — стоимость добычи ста пудов угля англичанином на полторы копейки ниже стоимости таковых же, но выкопанных французом. И это не учитывая расходы на похороны. — Мелочи. — Не скажите, — вмешался министр финансов. — В больших масштабах счет на миллионы пойдет, и с государственной точки зрения… — Распорядиться о посылке транспортных судов к берегам Нормандии? — Граф Аракчеев достал из кармана блокнот с карандашом и смотрел вопросительно. — Разумеется, в сопровождении Средиземноморской эскадры. Бенкендорф возразил: — Балтийский флот справится не хуже. А если пригласить датчан… — То они разграбят все, до чего смогут дотянуться, — заканчиваю я за Александра Христофоровича. — Викинги. — Были ими, — возразил Бенкендорф. — Но пограбить не откажутся. Это точно. — Грабежи — не наша метода. — Почему? — В глазах явственно читается удивление. — Стяжательство есть грех, — поясняю под одобрительный, но слегка насмешливый взгляд отца Николая. — Сами должны все отдать, причем с благодарностью и чувством вины за слишком малую сумму. — Да? — Именно так, и никак иначе. Не стоит строить свое благополучие на несчастье других. В государственном смысле — не нужно делать это столь явно. Понятно изъясняюсь? Ростопчин уловил мысль первым: — Готовить проект капитуляции совместно с министерством финансов, государь? — Да, но только не переусердствуйте, а то обдерете Бонапартия как липку. Опять оживился Державин: — Контрибуцию высчитывать по чести или по совести? — По правде, Гавриил Романович. — Боюсь, у Наполеона столько не будет. — Тогда в разумных пределах, но без крохоборства. — Простите.?.. — Мелочевкой мы изволим брезговать. — Понятно. Сию же минуту приступим к работе, государь! — Державин снял салфетку и поднялся из-за стола: — Разрешите идти? Мария Федоровна постучала ложечкой по чашке с чаем, привлекая внимание: — Куда вы собрались, а как же совещание Совета? Извольте не пренебрегать обязанностями. — Совет? — Гавриил Романович искренне удивился: — Разве сейчас не он был? |