Онлайн книга «Латунное сердечко, или У правды короткие ноги»
|
– Но ведь они решат, что мы их выгоняем. – И… – запнулся Кессель. сочтя за лучшее проглотить: «Будут правы». – И кроме того, подумай о Зайчике. Она так переживает… – Если она переживает только оттого, что наконец выговорилась и ей больше нечего сказать, то неужели ради этого стоило созывать семейный совет? – Как ты можешь! – обиделась Рената и. уже уходя, бросила: – Ты вообще ничего не замечаешь. Бабуля Вюнзе, Рената и Зайчик спали в спальне, втроем на двуспальной кровати. Поскольку спала бабуля, по ее словам, очень чутко, пришлось купить ей в аптеке ушные затычки. Курти Вюнзе с Гундулой уложили на диване в гостиной: он был раздвижной, так что на нем худо-бедно могли поместиться двое. Дедуля и Кессель разместились в комнате Зайчика, бывшем кесселевском кабинете: дедуля – в Зайчикиной кровати (он был такого маленького роста, что уместился бы. наверное, и в колыбели), Кессель – на раскладушке. – Иначе не получается: бабуля и дедуля спят в разных комнатах. Бабуля уже много лет не может спать с ним вместе. Кроме того, куда бы я тогда положила Зайчика? – К Курти и Гундуле, – предложил Кессель. – Ну что ты говоришь! Ты хоть немного подумал? – Но, может быть, они не будут заниматься этим сегодня? Не обязательно же… – Не в этом дело. Зайчик уже совсем взрослая девушка. Ты только посмотри на ее грудь! – Рената вздохнула. – Она так выросла… – И что же, если она у нее так выросла… – …Она не может спать в одной комнате с мужчиной. Тыже сам говорил, что брал себе и дочери отдельный номер, когда вы ездили в Байрейт. – Зайчика можно положить к бабуле, а мы бы с тобой пошли в комнату Зайчика… – А дедулю куда? – К Курти и… – И Гундула будет раздеваться в присутствии дедули? – Она может раздеться в ванной, – предложил Кессель, – и выйти уже в ночной рубашке. – Гундула спит нагишом, чтобы ты знал. Курти предупредил меня об этом. Нет, я все сделала правильно, это единственный возможный вариант. Ладно, давай спать. Завтра у нас и так тяжелый день. – Это почему? Еще кто-нибудь приедет? Рената тяжело вздохнула. – Потому что мы должны сказать бабуле. – Что же вы собираетесь ей сказать? – Что Зайчик беременна. Пошатываясь, Кессель дошел до ванной, заперся там и расхохотался. Позже, рассказывая всю эту историю Вермуту Грефу, он и сам не мог объяснить, что его так рассмешило. Он был уверен, что судьба Зайчика не трогает его ни с какой стороны, будь та хоть трижды беременна. И все-таки он готов был лопнуть от смеха. Ему казалось, что где-то внутри у него сидит гном, которого почему-то трогает судьба Зайчика, и этому гному сделалось так смешно, что вслед за ним волей-неволей расхохотался и Кессель. Он сидел на крышке унитаза и хохотал, не зная, как остановиться, минут пятнадцать. Наконец ему пришло в голову посмотреть на себя в зеркало, и собственная смеющаяся физиономия показалась ему настолько не смешной, что он перестал смеяться. В дверь постучала Рената. Кессель впустил ее. – Тебе лучше? – спросила Рената. – Когда я узнала, мне тоже сделалось плохо. У тебя уже все прошло, да? – Да, – солгал Кессель. Рената прижалась к Кесселю. Очевидно, это была награда за его любовь к Зайчику: раз ему стало плохо, значит, он волновался за ее судьбу. Вероятно, она сказала себе: вот и он наконец полюбил Зайчика. Какой он все-таки милый! – Завтра… Завтра вечером они, наверное, уже уедут – мне так кажется. Конечно, уедут… Рената стояла спиной к двери. Жаба распахнула дверь ванной – пинком, по своему обыкновению, – и ручка двери впилась Ренате в спину, в самое чувствительное место. Рената замахнулась – чисто рефлекторно – и… Зайчик подалась назад, но не больше чем на сантиметр; это было не отступление, а только намек на отступление. Прикрыв лицо рукой, она приоткрыла рот, вытянув верхнюю губу, и взглянула на Ренату своими желтушными глазами, будто напоминая: я так переживаю! Рената опустила руку и молча вышла. В кухне, слава Богу, никто не спал. Кессель встал в половине девятого и пошел на кухню варить кофе. Через некоторое время появилась Рената. – Ты что шумишь?! – осведомилась она громким шепотом. – Я знаю, зачем бабуле ушные затычки, – сообщил Кессель. – Как зачем, ведь у нее сон такой чуткий. – Ничего подобного. Я полагаю, тебе не приходилось спать в одной комнате с дедулей Вюнзе? Вот видишь. А я проспал с ним целую ночь. Никогда бы не подумал, что такой маленький человек может храпеть так громко. – Она не из-за этого затыкает уши. Все-таки они спят в разных комнатах. – Такой храп можно услышать через целые анфилады комнат. – Тебе всего одну ночь пришлось проспать с ним вместе, а ты уже злишься. – Так кто же скажет обо всем бабуле? Рената нахмурилась: – Тебе обязательно нужно испортить всем воскресное утро? – Но, по-моему, все собрались только ради этого? – Для бабули это будет ударом. – Потому что ей не хочется быть прабабушкой? – Как только я представлю себе… Мне уже делается плохо. Как тогда, когда я… – она не договорила. – Когда ты – что? – Ничего. – Нет уж, договаривай… Когда ты была беременна? – Да, – сказала Рената. – Когда я сказала ей, что у нас с Курти будет ребенок – не Зайчик, а первый… – Это что же, у вас кроме Зайчика есть еще ребенок? – В том-то и дело, что нет. – Ах, вот оно что… – Да! Именно потому, что для бабули это оказалось ударом. Ты даже представить себе не можешь, что с ней было. – Она не желала быть бабушкой. – Ну, впрямую она этого, конечно, не говорила. Зато наговорила много чего другого. И что Курти надо сначала защититься, и… Словом, много чего. – И ты сделала аборт? Ради бабули Вюнзе? Рената жалобно моргнула. – К тому же это тогда вообще было запрещено. Я имею в виду аборты. Это было очень сложно. – И все из-за бабули! – Она тогда еще не была бабулей. Но во второй раз, когда я была беременна Зайчиком… Кесселю невольно подумалось: вот тогда как раз лучше было бы… Нет, остановил он себя, нельзя думать такие вещи. Даже о Жабе. – …Я им ничего не сказала. Я сказала только потом, когда… Когда уже нельзя было ничего сделать. Бабуля чуть не умерла. Курти, кстати, тоже. Но я очень хотела ребенка, – Рената задумалась – Хотя именно из-за этого я… Курти тогда повел себя так, что это стало началом нашего разрыва. |