Книга Шаги в глубину, страница 101 – Сергей Цикавый

«Вот как так бывает, а?!»

Он мне ручку гладил, Лиминаль на руках таскал. Он зазеркальца Дюпона за борт не вышвырнул! И вот сидит сейчас, глазами сверкает: да клал я на ваше человечество. Хотя что тебя удивляет, Алекса? Человеки и человечество — несовместимые объекты любви. Это только ненавидеть можно и всех скопом, и каждого по отдельности. А вот любить…

— Сбежать от судного дня, — задумчиво произнесла я. — Ты почти гениален.

— Космос б-большой, — уже спокойнее сказал Дональд, облокачиваясь на стену. — Там найдется даже такое место, г-где никогда не слышали о червоточинах.

Бесит. Черт, бесит.

— Слушай, деятель. Вот откуда это у тебя, а? Этот космический пофигизм?

Дональд грустно улыбнулся. Твою бы улыбочку эту — да в старшие классы школы: девчонки бы из трусиков сами выпрыгивали. Мудрый, обреченный, всепонимающий — хочется обнимать и изо всех сил жалеть.

— Я устал, Алекса.

Ну конечно. Его Сын, надежда всего и вся. И нахрен никому не нужный как человек. Простое психологическое уравнение с неизвестными, которые складываются в отчетливое ругательство. Не люблю — ни математику, ни психодинамику.

— Ты только ныть не устал, — зло сообщила я.

— А ты не устала изображать сильную?

Ба-бах. Это, если что, сейчас было больно. Обормот грандиозно освоился хамить по самым что ни на есть болевым точкам. Пару дней назад я бы его убила за такую дрянь.

Да и сейчас хочется.

— Давай сделаем так, — предложила я любезным тоном. — Ты этой херни не говорил, а я ее не слышала. Идет?

— Это еще п-почему?

Ого! Где ж я тебя так задела, родной мой?

— П-потому, — передразнила я. — К моей силе это не имеет никакого отношения.

Тишина. В офицерской каюте с экономичными лампами кололась плотная тишина, и там сидело двое. Двое молодых идиотов, которым завтра умирать и которым нечем больше заняться, кроме как тыкать друг в друга тупыми иголками.

Да, такая вот я. Горячий секс обреченных на смерть — пошло и банально.

— Дональд, на фоне всех прочих откровений я сегодня поняла: от своего прошлого бегать бессмысленно.

— Ф-фатализм, — фыркнул обормот.

Я фыркнула в ответ и принялась загибать пальцы:

— Метаболизм, эклектизм, волюнтаризм, онанизм… Я тоже знаю кучу умных слов на «-изм», понял? При чем тут это? Как ни назови, но у человека есть путь.

— Если можешь, значит, д-должен?

И снова тишина. Дональд смотрел мне в глаза, я почти видела, как там, за этими глазами, что-то меняется, как происходит то, чего мне не понять. Еще бы, я ведь во власти своего откровения, а он — во власти своего.

Так иногда бывает, и хорошо, если он, пусть и не понимая, сможет меня принять. Надежда на то, что он все-таки обормот.

— И т-ты выполнишь приказ п-потому, что это твой путь?

Ну, слава звездам.

— Нет, Дональд. Потому, что я не могу по-другому.

Гениально тупой ответ, правда? Не чувствуя угрызений совести за миллиарды погибших, переживая за единиц, выполняя приказ бессмертной твари, подручные которой мучили моих друзей. И все равно, все равно.

В такие минуты идиотских прозрений человек понимает, что у жизни может быть смысл.

— Идти на смерть, п-потому что иначе нельзя. Н-напоминает самоубийство, правда? — спросил Дональд с какой-то неуверенной улыбкой.

— Да ни разу, — ответила я. И на улыбку, и на очередную глупость. — Я не собираюсь там умирать.

— Это-то ясно. Тебе бы б-баронианцем родиться.

Это было довольно обидно. У кошек есть такое понятие «кирстрау», которое людям удобно считать чертой характера. Удобно потому, что мы так и не нашли ему ни адекватного перевода, ни соответствий в нашей реальности. Если кратко — это добровольный отказ от собственного будущего ради какой-то цели. Если не кратко… Впрочем, полно ли, кратко — это социологический нонсенс, но ведь все общество чокнутых котов-индивидуалистов стоит на чуши и противоречиях.

Метафорически выражаясь, Дональд сейчас сказал, что понимает меня примерно так же, как баронианца. Это чертовски мило.

— Я выгляжу жалко, да? — спросил обормот. — Просто хочу жить.

Сколько я не всматривалась в его лицо, ни следа издевки не видела. Он и в самом деле сравнивал наши взгляды, искал в своем собственном изъяны, искал, где он ошибся. Дональд думал, прикидывал, подбирал логику. Хотелось дать ему затрещину, сказать, чтоб не маялся дурью, сказать, что он прав.

Тоже прав. Наверное.

— Ты выглядишь глупо. Я лежу, а ты сидишь.

Дональд поулыбался и снова лег.

— З-знаешь, что интересно? Я ведь тоже полечу. Только ты — за своим «-измом», а я — за т-тобой.

Он не стал меня уговаривать лететь с ним, а согласился лететь со мной. То ли взрослеет, то ли понимает, что я не Лиминаль — но не суть важно. И неважно даже то, что я оправдываю доверие Его Меча и Трее: тяну людей за собой.

Важно, что мы не поняли друг друга, но это почему-то не обидно.

— А как твой день-то прошел? — спросила я.

— П-пустяки, — улыбнулся Дональд. — Перезаписывали б-бортовые системы «Телесфора».

Лицо обормота так близко от моего, что ошибиться невозможно: ему грустно и немного страшно.

— Решили не лечить?

— Н-нечего там было лечить. Виртуальный интеллект фрегата пять раз подряд п-прошел тест на ИИ.

Я прикрыла глаза.

«Разблокируйте возможности ВИ. Пожалуйста!» Вопль паникующей компьютерной системы горел в моей памяти, и не хотелось мне разбираться, как так получилось. Может, «Телесфор» слишком долго изучал память своего хозяина, может, вспышка на сверхновой случилась. А может, кораблю понравилось защищать своего неловкого капитана, и однажды с утра пораньше он задал себе извечный вопрос, который так пугает жалких людишек. И ведь не мог Дональд не чувствовать этого, хоть бы и подсознательно, хоть как-то!

А еще неприятно, что между стиранием «Телесфора» и решением Дональда пойти за мной есть связь. Например, обормот так резко поменял взгляды, только потеряв самого преданного и близкого друга. Может быть? Может.

Впрочем, лимит мудрости и проницательности я сегодня уже и так перебрала. Хватит.

* * *

Огромный ангар «Тени» переполнен. С ума сойти: я и подумать не могла, что столько техники, людей, протезированных и прочих может находиться в одном месте. Четыре фрегата, оплетенные кабелями, у «Эйринофора» полуразобран шлюзовой отсек — и все это шевелится, копошится, и похоже на огромный термитник или на одно из тех легендарных гнезд одичавших дронов.