Книга Таймлесс. Изумрудная книга, страница 95 – Керстин Гир

И таким образом, только Химериус, маленький Роберт и я стали свидетелями того, как Гидеон внезапно закашлялся и сел. Его лицо все ещё было мертвенно-бледным, но глаза уже сияли живым блеском. Медленно на его лице показалась улыбка.

— Все прошло? — спросил он.

— Ёлки-моталки! — почти прошептал от потрясения Химериус. — Как это он всё обтяпал?

— Да, Гидеон, мы выстояли! — я кинулась к нему, не обращая внимания на его раны. — Это был мистер Уитмен, и я не могу поверить, что мы его не разгадали.

— Мистер Уитмен?

Я кивнула и ещё крепче прижалась к нему.

— Я так боялась, что ты мог этого не сделать. Ведь мистер Уитмен все правильно сказал: без тебя я не хочу жить. Ни одного дня!

— Я люблю тебя, Гвенни, — Гидеон так стиснул меня, что я не могла дышать. — И, конечно, я это сделал. Под надзором Пола и Люси мне ничего больше не оставалось. Они растворили субстанцию в стакане воды и заставили меня выпить всё до последней капли.

— Теперь я смекнул! — крикнул Химериус. — Так вот какой у вас был гениальный план! Гидеон слопал Камень Мудрости и тоже стал бессмертным. Неплохо! Особенно, если подумать, что иначе Гвендолин когда-нибудь почувствовала бы себя очень одиноко.

Маленький Роберт убрал руки от лица и смотрел на нас широко открытыми глазами.

— Все будет хорошо, золотце, — сказала я ему. Как жаль, что нет психотерапевтов для травмированных призраков — это ниша на рынке, о которой ещё стоит задуматься.

— Твой папа выздоровеет. Он у тебя — герой.

— С кем ты разговариваешь?

— С одним очень смелым другом, — сказала я и улыбнулась Роберту. Он робко улыбнулся в ответ.

— О-о! Мне кажется, он приходит в себя, — сказал Химериус.

Гидеон отпустил меня, встал и посмотрел на мистера Уитмена сверху вниз.

— Пожалуй, мне следует его связать, — вдохнул он. — И надо перевязать рану мистеру Уайту.

— Да, а потом освободить остальных из комнаты с хронографом, — сказала я. — Но сначала мы должны хорошо подумать, что мы им скажем.

— Но перед этим я обязательно должен тебя поцеловать, — сказал Гидеон и обнял меня.

Химериус застонал.

— Ну, что вы в самом деле! У вас же для этого теперь целая вечность в запасе!

В понедельник в школе все было как обычно. Ну… почти всё.

Синтия, несмотря на весеннюю погоду, явилась с толстым шарфом на шее, и пулей пересекла фойе, не глядя по сторонам. Гордон Гельдерман шёл за ней по пятам.

— Ах, Синтия, ну хватит уже! — бормотал он. — Мне жаль, что так случилось! Ну не будешь же ты вечно на меня дуться. Кроме того, я не был единственным, кто захотел немного… э-э-э… оживить твою вечеринку. Я точно видел, что твой друг из «Мэдисон Гарднер» тоже вылил бутылку водки в крюшон. И Сара потом призналась, что её зелёное фруктовое желе на девяносто процентов состояло из крыжовенной настойки её бабушки.

— Отвали! — сказала Синтия, стараясь при этом изо всех сил не замечать стайку хихикающих восьмиклассников, которые показывали на неё пальцами. — Ты… ты выставил меня на посмешище всей школе! Я никогда тебе этого не прощу!

— А я, дурак, прозевал такую вечеринку! — сказал Химериус. Он сидел на бюсте Шекспира, который со времени «маленького прискорбного происшествия» (так теперь выражался директор Гиллс, поскольку отец Гордона сделал щедрое пожертвование для ремонта спортивного зала, — раньше он говорил о «варварском разрушении памятников культуры») лишился кусочка носа.

— Син, но это же глупо! — пискнул Гордон. У него, наверное, никогда не закончится ломка голоса. — Никому не интересно, что ты тискаться с этим четырнадцатилеткой зажималась, а засосы через неделю исчезнут, и в принципе это вообще очень… ай! — ладонь Синтии с громким шлепком прошлась по щеке Гордона. — Больно!

— Бедная Синтия, — прошептала я. — Если она ещё сейчас узнает, что боготворимый ею мистер Уитмен уволился, она этого не переживёт.

— Да, без Бельчонка будет грустновато. Может даже случиться такое, что теперь английский и история нам понравятся, — Лесли взяла меня под руку и потянула в сторону лестницы. — Но, будем справедливы. Я его всегда терпеть не могла — здоровый инстинкт, можно сказать, но его уроки были очень даже не плохи.

— Ничего удивительного — он же везде побывал вживую.

Химериус, шелестя крыльями, летел за нами. По дороге наверх я загрустила.

— Да, в тихом омуте бельчонки не водятся! — сказала Лесли. — Желаю ему сгнить в подвалах Хранителей. О, сейчас Синтия, рыдая, побежит прятаться в туалет, — она засмеялась. — Кто-нибудь должен рассказать Синтии о Шарлотте, могу поспорить, она сразу почувствует себя лучше. Кстати, где твоя кузина? — Лесли обернулась, ища её взглядом.

— У онколога! — объяснила я. — Мы осторожно попытались намекнуть тёте Гленде, что для тошноты, зелёного цвета лица, плохого настроения и ужасной головной боли у Шарлотты могут быть другие объяснения, но феномен похмелья, очевидно, совсем не знаком моей тёте, тем более у своей непогрешимой дочери. Она твёрдо убеждена, что у Шарлотты лейкемия. Или опухоль мозга. Сегодня утром она не хотела верить в чудесное исцеление, несмотря на то, что бабушка Мэдди тихонько подсунула брошюру о отношении подростков к алкоголю.

Лесли хихикнула.

— Я знаю, это гадко, но немножко позлорадствовать-то можно, не портя себе карму, а? Ну совсем чуть-чуть. И только сегодня. С завтрашнего дня мы будем очень милы с Шарлоттой, да? Может быть, мы сумеем свести её с моим кузеном…

— Да, если хочешь попасть в ад, можешь продолжать.

Я вытянула шею, чтобы через головы посмотреть на нишу Джеймса. Она была пуста. И хотя я не ожидала ничего другого, что-то внутри сжалось. Лесли взяла меня за руку.

— Его там нет, правда?

Я покачала головой.

— Ну, значит, твой план сработал. Гидеон когда-нибудь станет очень хорошим врачом, — сказал Лесли.

— Я надеюсь, ты не станешь рыдать из-за этого дубоватого сноба? — Химериус перекувырнулся у меня над головой. — Благодаря тебе он получил долгую, полноценную жизнь, за которую, без сомнения, сведёт с ума кучу народа.

— Да, я знаю, — сказала я и украдкой всхлипнула.

Лесли протянула мне носовой платок. Потом она увидела Рафаэля и помахала ему.

— И потом, — у тебя же есть я. На всю твою оставшуюся вечную жизнь, — Химериус задел меня словно влажным поцелуем. — Я гораздо круче. И опаснее. И полезнее. И я буду с тобой, даже когда твой бессмертный друг через двести-триста лет решит иначе и начнёт заигрывать с другой. Я самый верный, красивый и умный спутник, которого только можно пожелать.

— Да, я знаю, — сказала я опять, проходя мимо Рафаэля и Лесли и наблюдая, как они приветствуют друг друга — тремя обязательными поцелуями в щеку, которые Рафаэль выдавал за типично французские. Им постоянно удавалось стукаться головами.