Онлайн книга «Гора трех скелетов»
|
Снявший берет подофицер вытер потную лысину. – Вы приезжий? – вопросил он, с недоверием приглядываясь то ко мне, то к моему средству передвижения. – Из новых? К нам, в лагерь? – Скорее из старых, – ушел я от ответа. – Я служил здесь пару лет назад вместе с Блажейским… Сержант досадливо поморщился. – Мы холерно опаздываем. Блажейский! – крикнул он, повернувшись к грузовику. – Блажейский, иди сюда. Только недолго, слышите? Шедший ко мне Блажейский растерянно моргал. – Ну здравствуй, дружище! – радостно воскликнул я, раскинув руки. – Пан капитан?! – пробормотал капрал, попавший в мои объятия. – Слушай, – тихо сказал я. – Ты, наверное, в курсе, так вот, надо бы нам переговорить с глазу на глаз. – Но… Сейчас никак, пан капитан сам видит, мы с задания. – А вечером? – Ну, не знаю… – В голосе Блажейского энтузиазма не чувствовалось. – В лагерь вас пустят? – Меня?! Что за вопрос? – бодро улыбнулся я. – А если нет, где тебя искать? Капрал заметно успокоился. – Вряд ли получится. Вечером я уезжаю на дежурство. – Далеко? – На Ежинову Гурку. – Езус! Этот блокпост все еще функционирует?! Зачем? – Не знаю, меня не спрашивали… – Блажейский, закругляйся, – крикнул недовольный сержант. – Ладно, я тебя найду! – Я еще разок широко улыбнулся на прощание и похлопал капрала по плечу. Блажейский убежал. Лысый сержант захлопнул дверь, и джип тронулся. – Слушай, ты что, спятил? – спросила меня Йованка, когда я сел за руль. – Ты чуть не устроил аварию. – Я увидел знакомого в кузове грузовика. Нам нужно, нам просто необходимо встретиться… – И что из этого следует? – А то, что мы должны задержаться в солнечной Боснии. Встреча бывших сослуживцев, отставников, – святое дело. – Но он же еще служит! – Пока еще служит, – согласился я. – Зато я уже не служу… – И как положено военному пенсионеру, у которого уйма свободного времени, я скрестил руки на груди и, откинувшись на кресло, задумчиво воззрился на Йованку. Мимо проезжали машины. Ласточки носились над самой землей, обещая дождь, которого нам только и не хватало. – В чем дело? – Брови у Йованки поднялись. Неуверенная улыбка тронула губы. Эту улыбку я без колебаний присовокупил к своему тайному списку ее достоинств. Морщинки на лбу Йованки собрались в гармошку. – Ну, что ты уставился? Я загнул палец: – Во-первых, у нас с тобой нет денег. Во-вторых, у нас сперли спальный мешок и еду, а в-третьих – твои бесценные тряпки… – Ну и?… – На ужин будешь собирать ягоды в нелюбимом тобой лесу. Ночью скорее всего, будешь мерзнуть… Впереди нас ждет чертовски некомфортабельное расследование. А посему и спрашиваю: ты до сих пор в нем заинтересована? Она смотрела на меня, пытаясь, должно быть, понять, правильно ли она перевела с мужского на женский. А потом… Да, собственно, ничего такого особенного: просто две, казалось бы, уже погасшие навсегда звезды снова загорелись вдруг… Весь вечер парочка проголодавшихся уже бомжей занималась поиском подходящего для ночлега места. Нам повезло. В сумерках я нашел живописную и совершенно бесплатную полянку по соседству с ручьем, в котором, возможно, водилась рыба. Не обращая внимания на мелкий дождик, я срезал в кустах пару молодых ив, очистил их от веток и получил в итоге удилища, по правде сказать больше походившие на копья средневековых рыцарей. Я еще не привязал лесок, когда разверзлись хляби небесные. Бросив снасти, я кинулся в палатку. На ужин было печенье. Мы съели по три штуки и легли спать. Ночевка оказалась еще хуже хорватской. Матрас промок. Пришлось застелить его одним из одеял. Вторым нужно было накрыться нам обоим. Из этого следовало, что мы с Йованкой очутились в одной постели, из чего в свою очередь следовало, что заснуть я надолго не мог. Йованка вылезала из палатки трижды. Потом я все-таки провалился и даже увидел сон, правда странный. Проснувшись в очередной раз, я попытался вспомнить, в чем заключалась странность, но совершенно не вовремя заснул снова… Пробуждение было ужасным. Кто-то схватил меня за ноги и одним рывком выдернул из сна и из палатки одновременно, а затем прижал к мокрой от росы траве. – Не двигаться! Нападавший говорил по-сербски, но помощи Йованки мне не понадобилось. Я все и сам понял. Понял, но вывернуться попробовал и тут же получил ботинком по голове. – Ты что, глухой? Лежи и не рыпайся! – рявкнул стоявший надо мной тип. Чуть в стороне кто-то включил фонарик. Скосив глаза, я разглядел силуэт второго ночного гостя. Полуметровая железяка с двумя дулами, которую он держал в правой руке, мне решительно не понравилась. Над моим ухом щелкнул выскочивший из рукоятки нож, сверкнула сталь с бороздкой для стока крови. Не знаю, что за штука была у второго, вполне возможно игрушечное ружье его сынули, но что касается ножа, приставленного к моему горлу, был он самый что ни на есть бандитский. Я лежал и ждал. Слава богу, ожидание не слишком затянулось. Тот, второй, с фонариком, кряхтя присел на колени и заглянул в палатку. – Где она? – вставая, вопросил он. Луч света заметался по поляне. – Не розумем пана, – выдавил я из себя вместе с кровавыми пузырями. Вопрос был интересный. Сразу стало ясно, что я имел дело с людьми информированными. А еще выяснилось, что той, что так интересовала этих любителей ночных прогулок, в палатке не было. – Где девойка, дэвушка? Бладь твуя гдэ? – Естем полякем, – простонал я. – Не говорить серпски. Я говорил на том самом языке, который любой славянин должен был понять даже в мертвецки пьяном состоянии. Как понял меня собрат с фонариком, не знаю. Что же касается второго, то он мне двинул ногой под ребра. Было так больно, что я свернулся в клубок. Это сразу же резко увеличило площадь обзора. Мужик с детским ружьем – а он скорее всего был за главного – недовольно выругался. Совершенно не по-игрушечному щелкнули взводимые курки, и я понял, что эти двое пришли не за остатками нашего печенья. Свет фонарика начал удаляться в сторону рощицы. Тот, который пнул меня, продолжил допрос: – Что дэлат Босния? Чугунное колено вдавило меня в землю. – Цалый дэнь гулять. Тэпэр спать. – Сам, бэз баба? Одын?! – Сам-сам! Всо дэлат сам: любыт сам, спат сам… Склонившийся надо мной мужик с омерзением плюнул. На мое правое веко легло острие ножа. |