
Онлайн книга «Подвиги Геракла»
Положив трубку, она вновь приготовилась печатать. Лицо ее выражало едва заметное нетерпение. Поручение она выполнила, так нельзя ли дать ей наконец возможность вернуться к прерванной работе, казалось, говорил ее взгляд. Но Пуаро требовались разъяснения. — Что же это, в конце концов, за «Преисподняя»? — спросил он. Мисс Лемон слегка удивилась. — Вы разве не знаете, мосье Пуаро? Это ночной клуб, совсем новый и очень модный. Там заправляет, кажется, какая-то русская. Я могу оформить вам членство хоть сегодня. Заявив это, она с демонстративным видом начала с пулеметной скоростью строчить на своей машинке. Ровно в одиннадцать часов вечера Эркюль Пуаро вошел в дверь, над которой горели поочередно неоновые буквы названия — видимо, чтобы никого не шокировать. У дверей джентльмен в красном фраке принял у него пальто и указал на ведущие вниз широкие пологие ступени. На каждой из ступеней была написана приличествующая случаю фраза. На первой: «Я хотел как лучше…» На второй: «Покончи с прошлым и начни новую жизнь…» На третьей: «Я могу это бросить в любой момент…» — Благие намерения, мостящие дорогу в ад, — одобрительно пробурчал Пуаро. — C'est bien imagine, ca! [75] Он спустился вниз. Там был водоем с красными лилиями. Через него был перекинут мост в виде судна, по которому он перешел на другую сторону. Слева от него в чем-то вроде мраморного грота сидел самый огромный, самый безобразный и самый черный пес из всех, каких Пуаро когда-либо видел. Пуаро понадеялся, что это всего лишь чучело. Но пес тут же повернул свирепую уродливую голову и из утробы его черного поджарого тела раздался рокочущий рык, от которого кровь стыла в жилах. Только тут Пуаро заметил декоративную корзинку с круглыми собачьими галетами и надписью «Подачка Церберу». На нее-то и был устремлен взгляд пса. Снова послышался рокочущий рык. Пуаро достал из корзинки галету и бросил псу. Разверзлась огромная красная пасть, щелкнули челюсти — Цербер принял подачку! Пуаро проследовал к распахнутой двери. Зал оказался не таким уж большим. В глубине стояли столики, в центре оставалось пространство для танцев. Горели красные лампы, стены украшали фрески, а в дальнем конце размещалась большая жаровня, у которой священнодействовали рогатые и хвостатые черти — так были наряжены повара. Едва Пуаро успел все это рассмотреть, как графиня Вера Росакова, ослепительная в алом вечернем платье, с чисто русской непосредственностью кинулась ему навстречу с распростертыми объятиями. — Вы пришли! Дорогой мой, милый мой друг! Как я рада снова видеть вас! После стольких лет.., кстати, скольких именно? Хотя нет, об этом лучше говорить не будем… Мне кажется, все это было только вчера. Вы не изменились — нисколечко не изменились! — Вы тоже, chore ami [76] , — воскликнул Пуаро, склоняясь над ее рукой. Тем не менее он сознавал, двадцать лет есть двадцать лет… Сейчас когда-то роскошную графиню Росакову можно было без большой натяжки назвать развалиной, но развалиной весьма эффектной. Кипучая энергия и умение наслаждаться жизнью все так же бурлили в ней, а уж в том, как польстить мужчине, ей поистине не было равных. Графиня увлекла Пуаро к столику, за которым сидели двое. — Мой друг, мой знаменитый друг Эркюль Пуаро, — отрекомендовала она гостя. — Тот самый, гроза злоумышленников! Было время, я и сама его побаивалась, но теперь.., теперь я веду самую что ни на есть добродетельную, скучнейшую жизнь. Ведь так? — Не отчаивайтесь, графиня, — отозвался высокий и худой пожилой мужчина. — Это сам профессор Лискерд, — представила его графиня. — Он все знает о прошлом и подсказал мне многое из того, что здесь изображено. Великий археолог едва приметно содрогнулся. — Знал бы я, что вы собираетесь сотворить, — пробормотал он. — Это же что-то несусветное! Пуаро повнимательнее вгляделся в настенные росписи. Прямо перед ним Орфей дирижировал джаз-бандом, а Эвридика с надеждой смотрела в сторону жаровни. На противоположной стене Исида и Осирис, видимо, вывозили египетский подземный бомонд на увеселительную прогулку по реке. На третьей стене жизнерадостные девицы и юноши наслаждались совместным купанием — в чем мать родила. — Страна юности, — объяснила графиня и добавила, завершая представление: — А это моя маленькая Элис. Пуаро поклонился сидевшей за тем же столиком сурового вида девушке, в клетчатом жакете с юбкой и очках в роговой оправе. — Умна необычайно, — сказала графиня. — Дипломированный психолог и знает, отчего душевнобольные становятся душевнобольными. Думаете, оттого, что психи? Ничего подобного. Там куча разных других причин. Мне это, по правде говоря, странно. Девушка по имени Элис любезно, но несколько высокомерно улыбнулась, и тоном, не допускающим возражений, спросила профессора, не хочет ли он потанцевать. Тот был польщен, но растерян. — Милая леди, боюсь, что, кроме вальса, я ни на что не способен. — Это и есть вальс, — терпеливо сказала Элис. Они пошли танцевать, однако получалось у них не слишком изящно. Графиня вздохнула и пробормотала как бы в ответ на собственные мысли: — И ведь нельзя сказать, что она так уж некрасива… — Она не умеет использовать собственные возможности, — рассудил Пуаро. — Откровенно говоря, — воскликнула графиня, — я нынешнюю молодежь не понимаю. Они даже не стараются понравиться, а нужно-то всего-навсего, как я делала в молодости, подобрать цвета, которые тебе идут, подложить плечики, потуже затянуть корсет, чуть подкрасить волосы, придав более выигрышный оттенок… С этими словами она отбросила со лба пышные тициановские пряди. Уж она-то, бесспорно, старалась нравиться, до сих пор старалась, и еще как старалась! |