Онлайн книга «Все лучшие повести о больших приключениях»
Она принесла из чулана барабан и села на стул. Другие оркестранты тоже принесли стулья и поставили перед собой стойки с нотами. А инструментов у них не было. Все они были важные и напоминали оркестр из басни Крылова. Так и хотелось сказать: Однажды белка, волк, ежонок И Плюмбум, то есть медвежонок, А также муравьед Задумали сыграть квартет. Биби-Моки топнула ногой несколько раз, задавая ритм, Цоки-Цоки застучала на барабане, а Устин взвыл, как будто он труба. И полилась непривычная, но очень трогающая музыка. Иглосски выскочил вперед, стал приплясывать и греметь иголками. При этом Плюмбум-Чоки как-то странно скрипел и тикал. Но очень музыкально. А Биби-Моки пела как саксофон. Так весело получалось, что нельзя было устоять на месте. Люся и вся меховая братия задвигались, закачались. Танец становился все веселее и быстрее. Все неожиданней. Кара-Кусек от восторга стал прыгать с передних лап на задние. Мохнурка катался по комнате колесом. А Снежная Королева прыгал на стенку, прилипал там под потолком и отлетал обратно. И все подвывали в такт музыке. Дверь распахнулась. В комнату вплыла матушка Зюм-Зюм с белым платочком, как будто ансамбль «Березка» приехал. И все еще больше завеселились. Сева Бобров выскочил на середину комнаты и запел: Сева, Сева, Сева, Сева. Сева, Сева — молодец! Он победоносно на всех посмотрел, застеснялся и убежал. Тогда вышел вперед Бурундуковый Боря и тоже запел: Боря, Боря, Боря, Боря! Боря, Боря — молодец! В оркестре наступила пауза, и Боря ретировался. Ёжик Иглосски выступил из оркестра и, клацая иголками, прошелся перед интернатниками, напевая: И Иглосски, и Иглосски! И Иглосски — молодец! Не выдержал и хулиганистый Кара-Кусек. Он стал прыгать вверх, переворачиваться в воздухе, прилипать ногами к потолку… При этом он выкрикивал: А уж, а уж, а уж, а уж Кара-Кусек лучше всех! На этих не совсем воспитательных словах в ночевальню вошел Мехмех: — Милостивые интернатники! Вы так развеселились, что скоро дом сломаете. Пора обедать! Интернатники притормозили. Радостно загалдели и посыпались бесшумно по лестнице вниз. Туда, на первый этаж, где была кухня и столовая. — Девочка Люся, зайдите ко мне в кабинет, — попросил директор. В кабинете у него был какой-то здоровенный мужчина. Добродушный и на редкость спокойный. — Здравствуйте, — сказала ему Люся. — Здравствуйте, — слегка поклонился он. — Это наш снабженец и рабочий кухни, — сказал дир. — Дядя Костя Сергеенко. А это учительница Люся. Дядя Костя протянул руку. Она была как совковая лопата. На ней мог запросто танцевать Иглосски. — Я хочу рассчитаться, — продолжал дир. — Вот ваши хендрики, дядя Костя. За половину месяца. Он протянул дяде Косте два прозрачных полиэтиленовых пакета. В пакетах были какие-то разноцветные корешки и самые яркие травки. А снаружи на каждом пакете был нарисован сочный красный крест. — Распишитесь, дядя Костя. Дядя Костя взял карандаш двумя пальцами, как берут швейную иглу, и что-то вышил на разлинованном листе бумаги. — А это ваши хендрики, девочка Люся. Люсе тоже дали два пластмассовых пакета. И она тоже расписалась. Дядя Костя вышел из кабинета. И было видно в окно, как он выкатывал с участка большую тележку на резиновом ходу. — У него мать болеет, — сказал дир. — Ему очень нужны хендрики. Дир помолчал, а потом сказал: — Девочка Люся, нам срочно требуются эвкалиптовые листья, чтобы кормить Плюмбум-Чоки. — Да, я постараюсь их купить, — ответила Люся. — И еще. Вы обещали с папой поговорить про комиссию. Они нас замучили. Все спрашивают: «Кто вас открыл?», «Где выписка из решения?», «Покажите места общего пользования», «По какой программе у вас идут занятия?». Мы им все рассказываем, а потом, когда они уезжают, мы им вслед включаем забыванты на всю мощь. Они отъедут на два километра и снова возвращаются. И спрашивают: «Кто вас открыл?», «Где выписка из решения?». — Я не успела поговорить с папой, — сказала Люся. — Но теперь у вас есть телефон. Вы позвоните мне, а я все узнаю. Еще Люся поговорила про свою любимую подругу Киру Тарасову. Что ее тоже можно привлечь к работе. Конечно, в тактичной форме. Она молодая, но очень обещающая обманистка. Ни одного слова не скажет, чтоб не приврать. Но никогда в этом не признается. Дир отказался: — Девочка Люся. У нас сейчас очень трудное положение. Мы не можем увеличивать связи с городом. Вы видели, что делается возле добродушей и забывантов? — Уважаемый дир, я много раз слышала про добродуши и забыванты. Но я так и не знаю, что это такое. — Это такие устройства для снятия раздраженности и злости. Они висят незаметно на деревьях вокруг поселка. Мы же не обычный интернат. И злые люди могут принести нам вред. Добродуши снимают агрессию с выходящего. А чтобы о нас поменьше рассказывали, вслед уходящим включаются забыванты. — И на меня включается добродуш? — спросила Люся. — На вас не включается. Вы без добродушей добрая. Поэтому вас и пригласили с нами сотрудничать. И очень многие люди добрые и веселые, как вы. Но все-таки еще есть… всякие там… Темнотюры… Он прошелся по комнате. — Против них мы и ставим добродуши. Но вот что получается. К этим добродушам потянулись плохие люди. Они успокаиваются под добродушами. От них уходит злоба на окружающий мир и ненависть. Им становится легче дышать, а нам-то не легче! Когда пойдете домой, девочка Люся, обратите внимание! — Хорошо, — сказала Люся. — Вот вам на всякий случай жахтрилевая обойма. В случае опасности достаньте одну косточку. И бросьте. Это сушеные жахты. На свету они мгновенно взрываются. По дороге к станции Люся все время обращала внимание. Да, у некоторых деревьев кучками сидели на траве небритые личности. В основном мужчины. Вид у них был не самый товарный. Иногда в городе таких людей милиционеры приводят на разгрузку вагонов или на подметание улиц. Народ коротко и весело называет их пятнадцатисуточниками. Они поглядывали вверх, на вершины деревьев. Так курортники на пляже улыбаются солнцу. Люся подумала: «Плохо, что у нас есть такие люди. Наверное, в стране у Мохнурки таких людей нет. Интересно, а где находится эта страна?» |