Книга Властелин Севера, страница 66 – Бернард Корнуэлл

Невольно напрашивался вывод: раз Альфред хочет отправить меня и Стеапу на Север, значит, он задумал насилие. Так как же все-таки поступить? Мои колебания привели короля в раздражение.

— Должен ли я напомнить тебе, Утред, — резковато спросил Альфред, — что я пошел на некоторые жертвы, чтобы освободить тебя из рабства?

— А почему ты это сделал, мой господин? — ответил я вопросом на вопрос.

Беокка зашипел: его возмущало, что я не уступил немедленно желанию короля. Альфред казался обиженным, но потом, видимо, все-таки рассудил, что мой вопрос заслуживает ответа. Он знаком велел Беокке замолчать, потом потеребил печать на письме к Гутреду, рассыпав кусочки зеленого воска.

— Аббатиса Хильдегит убедила меня это сделать, — наконец сказал он.

Я ждал. Альфред взглянул на меня, и я понял, что дело тут не только в отчаянных мольбах Хильды.

— И еще мне казалось, — неловко добавил он, пожав плечами, — что за службу, которую ты сослужил мне при Этандуне, я отблагодарил тебя недостаточно.

Это едва ли могло послужить извинением, но было признанием того, что поместье «Пять Шкур» и впрямь не являлось достойной наградой за отвоеванное назад королевство.

— Благодарю, мой господин, — сказал я. — Я принесу тебе клятву верности.

Как я уже говорил, мне страшно не хотелось давать такую клятву — но был ли у меня выбор?

Да уж, от судьбы не уйдешь. Пять лет продолжались мои колебания между любовью к датчанам и верностью саксам, и вот теперь, в этой комнатушке с оплывающими свечами-часами, я поклялся служить королю, которого не любил.

— Но могу я спросить, мой господин, в связи с чем Гутреду понадобился совет?

— Дело в том, что Ивар Иварсон устал от Гутреда, — ответил Альфред, — и хочет видеть на троне Нортумбрии другого, более уступчивого человека.

— Или хочет сам сесть на этот трон? — предположил я.

— Ивар, думаю, не желает нести тяжелые королевские обязанности, — сказал Альфред. — Ему нужны власть, деньги, воины, а еще ему нужен другой человек, который будет проделывать за него тяжелую работу: проводить в жизнь касающиеся саксов законы и повышать взимаемые с них налоги. И он наверняка выберет сакса.

Это имело смысл. Именно так датчане обычно управляли побежденными саксами.

— И Ивару, — продолжал Альфред, — больше не нужен Гутред.

— Почему, мой господин?

— Потому что король Гутред пытается сделать равными перед законом и датчан, и саксов.

Я вспомнил, что Гутред и впрямь этого хотел, и спросил:

— А разве это плохо?

— Это глупо, — ответил Альфред, — издавать указ, что каждый человек, будь он христианин или язычник, должен отдавать десятину Церкви.

Оффа упоминал об этом церковном налоге — да уж, и впрямь глупо. Десятина представляла собой десятую часть всего, что человек выращивал, сооружал или мастерил, и язычники датчане никогда не примут такого закона.

— А я думал, что ты одобришь такой закон, мой господин, — лукаво проговорил я.

— Разумеется, я одобряю десятину, — устало отозвался Альфред, — но десятина должна даваться от чистого сердца, добровольно.

— «Hilarem datorem diligit Deus», — вставил Беокка бесполезное замечание. — Так говорится в Евангелии.

— «Доброхотно дающего любит Бог» [6] ,— перевел Альфред. — Но когда среди твоих подданных половина язычников и половина христиан, нельзя добиться их единства, оскорбляя более могущественную половину. Гутред должен быть датчанином с датчанами и христианином с христианами. Таков мой совет ему.

— Если датчане восстанут, хватит ли у Гутреда сил, чтобы их разбить? — спросил я.

— У него есть фирд саксов — то, что осталось от этого фирда, — и кое-какие датские христиане, но последних, увы, слишком мало. По моим подсчетам, он может собрать шестьсот копейщиков, но меньше половины из них заслуживают доверия, если дело дойдет до битвы.

— А сколько воинов соберет Ивар? — спросил я.

— Около тысячи. И если к нему присоединится Кьяртан, у него будет куда больше людей. А Кьяртан поддерживает Ивара.

— Кьяртан ни за что не покинет Дунхолм.

— Ему и не нужно покидать Дунхолм, — ответил Альфред. — Вполне достаточно только послать двести человек на помощь Ивару. И Кьяртан, как мне сказали, питает особую ненависть к Гутреду. Уж не знаю почему.

— Это потому, что Гутред основательно помочился на его сына, — пояснил я.

— Что он сделал? — изумленно уставился на меня король.

— Вымыл ему голову своей мочой, — ответил я. — Я сам это видел.

— Великий Боже! — воскликнул Альфред, явно думая, что к северу от Хамбера живут одни сплошные варвары.

— Итак, теперь Гутред должен уничтожить Ивара и Кьяртана? — спросил я.

— Это не мои дела, а Гутреда, — сдержанно ответил Альфред.

— Он должен заключить с ними мир, — сказал Беокка и, нахмурившись, посмотрел на меня.

— Мир всегда желателен, — отозвался Альфред, но без особого энтузиазма.

— Если мы пошлем миссионеров к нортумберлендским датчанам, мой господин, — настойчиво проговорил Беокка, — то обязательно добьемся мира.

— Как я уже сказал, мир всегда желателен, — повторил Альфред.

Похоже, на самом деле он так не думал. Как человек умный, Альфред знал, что в данном случае мира быть не может. Я вспомнил, как Оффа, человек с танцующими псами, рассказал мне, что затевается брак Гизелы с моим дядей.

— Гутред мог бы уговорить моего дядю, чтобы тот его поддержал, — заявил я.

Альфред задумчиво посмотрел на меня.

— И ты бы это одобрил, господин Утред?

— Эльфрик — узурпатор, — ответили. — Он торжественно поклялся признать меня наследником Беббанбурга и нарушил свою клятву. Нет, мой господин, я бы этого не одобрил.

Альфред вгляделся в свои свечи, которые таяли, пятная дымом побеленные стены.

— Эта горит слишком быстро, — заметил он.

И, облизав пальцы, загасил пламя и положил погасшую свечу в корзину, где лежала дюжина других забракованных свечей.

— Очень желательно, — проговорил Альфред, все еще рассматривая свечи, — чтобы в Нортумбрии правил христианский король. И еще более желательно, чтобы этим королем был Гутред. Он датчанин, а если мы хотим победить датчан с помощью силы знания и любови к Христу, нам понадобятся датские короли-христиане. Кто нам совершенно не нужен — так это Кьяртан и Ивар, затевающие войну против христиан. Они уничтожат Церковь, если только смогут.

— Кьяртан наверняка уничтожит, — согласился я.