Книга Клоун Иван Бултых, страница 23 – Эдуард Успенский

— А почему это вас здесь четверо, а билетов шесть? Где еще двое?

— Они у нас застенчивые. Под лавкой сидят.

Контролер не поверил, решил посмотреть. Открыл, а там Топилин. А из-под другой гимнаст выбрался.

— И вот так, — говорю, — каждый раз. Как чужой голос заслышат, сразу прячутся. Мучение с ними.

Контролер отвечает:

— Ну, если они такие застенчивые, пусть там и сидят. Зря вы на них билеты брали. Под лавкой они никому не мешают. Могли бы и так ехать. Бесплатно, как чемоданы.

Меня словно кто-то под руку толкает:

— А мы и не брали. Это я два билета с предыдущего рейса подложил.

Тут уже контроль запутался. С одной стороны, разрешил бесплатно ехать, а с другой — в крови у них хватать безбилетников. И не знает он, как ему быть. На части разрывается. И я не знаю, как быть. И каждый раз вокруг меня так получается.

Но дело не в этом. Доехали мы, поселились. И вдруг в гостиницу к нам прибегает молодая женщина в халате белом и Христом Богом просит прислать к ним в детскую больницу клоуна.

Я говорю:

— Спасибо, у нас все клоуны здоровы. Но, оказывается, не до шуток. У них шли две операции. Вдруг свет в районе выключили. Пришлось ребят срочно в другую больницу перевозить — в палату они не вернулись. И слух прошел, что два мальчика умерли.

Родители сбежались. Дети расстроились. На врачей глядеть не хотят. Лекарства не принимают. Уколы делать не дают. Лечить в такой атмосфере бессмысленно, надо их рассмешить.

— А вы кто будете?

— Я — педагог при больнице.

— Ну, хорошо, — говорю. — Мы сейчас одеваться начнем. А вы своим позвоните, пусть карету вышлют.

— Да больница здесь за углом. Идти два шага.

— Это вам два шага. А нам в клоунских нарядах не меньше двух часов. Все дети города сбегутся. И потом карета для дела нужна. Для зрелищности. И санитаров пусть пришлют поздоровее. Им придется нас по этажам таскать.

Она пошла звонить. Мы с Топилиным стали одеваться. Тут выяснилось, что санитары не требуются — к нам гимнасты присоединились…

Ребята в больнице через полчаса увидели сквозь окна такую картину. Едет «скорая помощь». На капоте сидит Топилин с трубой и трубит во всю мощь! Сирена ему подыгрывает.

Машина делает круг почета вокруг корпуса. Топилин открывает заднюю дверцу, и санитары вытаскивают на носилках меня. Но лицами они стоят в разные стороны, как Тяни-Толкай. И тянут каждый в свою сторону. Ни с места!

Они носилки положили, обежали вокруг и снова взялись за ручки. В этот раз лицом к лицу. Сердятся санитары, друг другу кулаки показывают. А я то одного, то другого незаметно ногой толк. Вот и драка началась.

Наши гимнасты свой цирковой этюд исполнили в легкой походной форме. И кувыркались они, и падали, а вся больница в окна смотрела. Как в древние времена во время древних манифестаций.

Потом верхнего гимнаста в карету затолкали, а Топилин вместе с нижним меня в корпус понесли.

Я же — просто загляденье! Парик рыжий! Шкаф-пиджак на мне. Ботинки впору на валенки надевать! Зонтик и саквояж со мною. Лежу на носилках, играю на дудочке. И ботинками сам себе дирижирую.

Внесли меня в самую большую палату. Круг почета сделали (разумеется, меня два раза вывалили), у носилок ножки откинули и поставили их, как кровать.

Гимнаст и Топилин встали почетным караулом, а я работать начал. Не торопясь, чтобы из других палат ребята пришли.

Я сел на носилках и стал кричать:

— Дорогие товарищи больные! Привет всем аппендицитникам! Всем страдальцам с воспалением среднего уха! Долгих лет жизни искателям приключений на свою шею, на свои руки и ноги! Поскорей им выпрыгнуть из гипса! И особый почет и уважение шлепнутым детям из нервного отделения! Я сам такой же!

Топилин стоит рядом и кричит в рифму:

— Привет врачам и практикантам, больным, а также симулянтам!

Тут же новый взбадривающий лозунг:

— Кто не ломал ни разу ногу, того мы не возьмем в дорогу!

Я решил тоже не отставать и рявкнул:

— Кто болеет много дней, тот становится умней!

Вдруг и нижний гимнаст завелся. А чем он хуже? Как заорет:

— Кто в больнице не лежал, тот и счастья не видал.

Перебрал он явно. Бывали и обратные случаи. Мы с Топилиным чуть не поплыли.

Дальше я из носилок выбрался, вылез из ботинок и стал ноги вытирать о коврик. В носках. Снова в ботинки влез и иду вдоль стенки — ищу коврик для рук. Дети заулыбались.

— А что вы смеетесь? Балды. В каждом приличном доме бывает коврик для рук.

Его полотенцем зовут. А еще бывает коврик для носа. Его с собой носят. Под видом носового платка.

Вдруг я встал как вкопанный.

— А уколы у вас делают?

— Конечно.

— Так. А куда колют?

Ребята простые, небалованные. Отвечают ясно и просто:

— В жопу.

— Понятно. И кто последний?

— Никого нет.

— Так не бывает. Если есть уколы, должна быть очередь. Давно я уколов не пробовал. Я люблю уколы, например, из пива. Или такие красные уколы с газированной водой и сиропом.

— У нас таких не делают.

— Да? А какие у вас делают? Я хочу ваших попробовать. Кто последний? Кого уколют, я следующий.

Один мальчик вызвался. Очень ему посмотреть хотелось, как меня колоть будут. Мы с Топилиным за него уцепились и быстро очередь выстроили. Сестры лечить начали.

Я говорю:

— Ребята, пока до меня дело дойдет, я с вами буду опытом жизни делиться. Секреты вам открывать, как родным. Только не шумите, лекарства глотайте и уколы — терпеть!

— Ну, так вот. Знаете ли вы, чем умный человек отличается от… — и так явно на Топилина внимание обращаю, — от не очень так… чтобы…

— Чем?

— У умного человека всегда с собой зонтик. Если идет дождь, я — раз! — и загораживаюсь зонтиком. Если жарит солнце, я — раз! — и загораживаюсь зонтиком. Если начинается извержение вулкана, я — раз…бегаюсь и бегу домой. Потому что я — умный, а умные люди не ходят гулять туда, где с неба сыпятся камни.

— И дураки не ходят! — вставил Топилин. — Они там лежат.

— Но если дают что-нибудь вкусное, я подхожу, раскрываю зонтик и говорю: «Ой, насыпьте мне в зонтик два килограмма слив. Косточки отдельно». А однажды так было. Вижу, квас продают. Все стоят и охают: «Ой, как жаль, что бидончики с собой не захватили». Я подхожу, зонтик раскрываю, переворачиваю и говорю так небрежно, интеллигентно, с намеком: «Налейте мне, пожалуйста, два литра для окрошки!» Ну, как? Хорошо?