Онлайн книга «Лжедмитрий Второй, настоящий»
|
– Не понимаю, – продолжил он, – у человека есть все. Сто рублей в году ему платят. Он – главный в Посольском приказе. Царь и бог в заграничных делах. Без его слова никто за рубеж шагнуть не смеет. Княжеские судьбы решает, хоть сам рода захудалого. Царь Иван порой говаривал: «Да у меня таких родов, как его, не одно сто». Даже сана боярского не имеет. Ему без княжеских корней держаться бы за меня против князей и держаться. Так нет, в правители лезет. А то и в цари. – Как в цари? – А так. Удастся принца Максимилиана на престол ввести, кто будет первый человек в государстве? Максимилиан? Черта с два! Оба Годунова перекрестились. – Он будет, он – Андрей Яковлевич Щелкалов. А там и до царского престола недалеко. Али ты не помнишь, как в восемьдесят четвертом по смерти Ивана Васильича они с братом себя царями величали? Годунов подумал, прошелся по комнате и добавил с сожалением: – И на чем горят! Спесь сжирает! А жаль, больно умен, собака! * * * Андрея Щелкалова взяли в мае девяносто четвертого. Взяли демонстративно – прямо из Посольского приказа. И что было удивительно, дьяка взяли одного, хотя изменские дела в одиночку никогда не делались. Вслед за ним никто не посыпался. Даже брата его, Василия Яковлевича, не взяли. Очевидно, Годунову остальных пока брать было неинтересно. И их попридержали. Так закончилась дружба правителя с братьями Щелкаловыми, которых в опасном восемьдесят четвертом году Борис Федорович назвал родными отцами. * * * В доме князя Федора Ивановича Мстиславского – первого российского воеводы – был жуткий переполох: правитель Годунов дал знать, что хочет его навестить. Готовили грандиозный обед. Доставались вина рейнские, мускатные, белые французские, аликанте. Приносилась мальвазия, настойки, чаши с медом высшего качества. Жарились лебеди, журавли со специями, петухи. Пеклись куры без костей, глухари с шафраном. Готовились рябчики в сметане, утки с огурцами, гуси с рисом, зайцы с лапшой. Приготовлялись лосиные мозги, пироги с мясом. Выставлялись сладкие желе, кремы, засахаренные орехи. Накрывались столы в большом сводчатом зале. Были даже приглашены музыканты. К двенадцати часам все было готово. Вот прискакал десяток вооруженных стрельцов и выставилась охрана. Вслед за стрельцами подъехала легкая нарядная карета, окруженная конной стражей. Она въехала в широкий боярский двор. Из кареты легко выбрался Годунов и, слегка прихрамывая, направился к парадным, расписанным золотом резным дверям. Первый стратиг государства важно вышел навстречу и поклонился Годунову. – Здравствуй, Борис Федорович. Спасибо, что решил меня навестить. Годунов вошел в дом, в главный зал с почти накрытыми столами и огляделся. – Хорошо у тебя, Федор Иванович, красиво, лепо. – Он выдержал паузу. – Так, значит, это здесь меня хотели отравить после смерти государя нашего! – Что ты, Борис Федорович! Свят, свят! Окстись, батюшка. – Да ты можешь этого не знать, Федор Иванович! Это братья Шуйские подбили твоего отца Ивана Федоровича. А он человек был покладистый, куда поведут, туда и шел. Только они открутились, а он так и ушел навсегда. – Не будем об этом, Борис Федорович, – попросил хозяин. – Дело давно забытое. Что нам и поговорить не об чем? – Хорошо, не будем. И верно, есть нам об чем поговорить. Ты знаешь, что Щелкалова Андрея взяли? – Знаю, Борис. – А за что взяли, знаешь? – И духом не ведаю. – При живом царе наследника на трон искал. С кесарем Рудольфом переговоры затеял. Сейчас он в пыточной комиссии. Мстиславский в ужасе качал головой: – И что, вина его доказана, Борис Федорович? – Разумеется, доказана, – ответил Годунов. – Иначе бы не взяли. Да и сам он во всем Семену Никитичу признался. Семен Никитич Годунов в то время командовал Пыточным приказом. Редко кто в чем не признавался ему. – Значит, плохи его дела, – сказал хозяин. – Плохи, – согласился гость. – Очень плохи. – Годунов опять помолчал. – Да и твои не лучше. На тебя показывает. – Не может быть, Борис. Я чист! – возразил полководец. – Чист-то чист, да не совсем, – не согласился правитель. – Кое-какие книги разрядные он для тебя переправлял. И для твоих братьев. Первенство ваше перед другими боярами выпячивал. А это зачем, для чего? Какая такая необходимость возникла? Мстиславский испугался: – Какая такая необходимость! Так, тщеславие детское, честолюбие взыграло! – Честолюбие – это хорошо, – сказал Борис. – И тщеславие это неплохо. А если это не честолюбие, не тщеславие, а расчет какой дальний? – Помилуй, Борис Федорович, какой расчет? – А такой. Царь болен. Случись что, по этим бумагам царицу с престола очень даже нетрудно спихнуть. Мстиславский взмолился: – Не губи, Борис Федорович! Не клади опалу на семью! Вот тебе крест, никогда не буду против тебя выступать!!! Годунов задумался. Он вспомнил, как о том же просил Афанасий Нагой. Нагой при Иване Грозном был послом в Орде. Оттуда он писал царю, кто из бояр имел запрещенные сношения с ханом. По этим письмам Грозный посылал бояр на пытку или на плаху. Порой сам Грозный просил Нагого показать на кого-то из зарвавшихся бояр. А потом казнил неудобного боярина «за измену». Словам Нагого верить было нельзя – чистая Азия. А Мстиславский – европейский человек. Может слово и сдержать. И Годунов после долгого молчания сказал: – Хорошо, Федор Иванович. Договорились. Повернулся и пошел к карете. – Стой, Борис Федорович! – закричал Мстиславский. – А обед? Садись, пировать будем! Все же ждут! – Спасибо, – ответил Годунов. – Я уже обедал. Да и живот чего-то болит второй день. * * * Нагой и Щелкалов встретились по дороге на Белоозеро. Их экипажи столкнулись у недорогого дорожного трактира. Может быть, Нагой и не узнал бы, кого везут и куда в потертой дальнедорожной карете, но его слуга Копнин каким-то чудом знал все. – Смотри, Афанасий Федорович, Щелкалова везут. Действительно, везли Щелкалова под небольшой, в три верховых стрельца, охраной. Нагой подошел к щелкаловскому приставу, чтобы получить разрешение на разговор со старым знакомым, своим бывшим начальником. – Не велено! – хмуро отвечал пристав. |