Онлайн книга «Лжедмитрий Второй, настоящий»
|
– Я заплачу, – предложил Нагой. – Не велено! И опять же расторопный Юрий Копнин все устроил. – Не можешь ты с ними говорить, Афанасий Федорович. Ты все по-начальнически хочешь. А тут по-человечески надо. Иди в карету. Тебя ждут. Думный дьяк Андрей Щелкалов и дьяк Афанасий Нагой были дипломатами приблизительно одного ранга. Щелкалов был главный дьяк Посольского приказа (Министерства иностранных дел), Нагой – посол высшего разряда в самой опасной для Москвы стране – Крымской орде. И вот оба они в опале: один уже рухнул в пропасть, другой еще идет по самому краю. Они сидели в обшарпанной служебной карете под надзором пристава и троих служилых людей и тихо беседовали. – Что с тобой? Куда? – спрашивал Нагой. – Донос на меня пришел. Лука Паули – переводчик варкочевский – донес, что я с Рудольфом вел переговоры. – Понятно, – сразу проник в суть вопроса Афанасий. Он с лету понял, что речь в данном случае могла идти только о принце Максимилиане и московском престоле. – И куда теперь? – За Белоозеро, в монастырь. – Щелкалов помолчал и мрачно добавил: – Право, тут и не знаешь – доедешь ли. А то и удавят по дороге, как Ивана Петровича Шуйского удавили. В карете так и висело ощущение беды и тревоги. Постаревшего Щелкалова просто трудно было узнать. – Я могу чем-нибудь помочь? – спросил Нагой. – Нет, – ответил Щелкалов. – Ничем ты мне не поможешь. Скажи только брату моему Василию, пусть все делает, как мы с ним договорились. Пусть ни от чего из порешенного не отказывается и Романовых держится. Афанасий Нагой дорого отдал бы, чтобы узнать задуманное братьями. Но он прекрасно понимал, что через это узнание можно запросто и головы лишиться. Они обнялись и стали прощаться. Вдруг Щелкалов спросил: – Слушай, Афанасий, а ты сам был в Угличе, когда младенца Дмитрия убили? – Прости Господи, не был, – перекрестился Афанасий. – А что? – Да говорил мне Андрей Клешнин, что там было что-то не так. И младенец не совсем тот, и похороны не вовсе те… И Вылузгин чего-то чуял, и Шуйский носом крутил. Ничего не ведаешь? – Нет, брат, не ведаю… – Жаль, хорошая могла бы быть комбинация! – закончил беседу Щелкалов. – Ну ладно, бывай! Вон пристав волком глядит. Они еще раз обнялись и каждый дальше поехал по своей жизненной линии. Странная эта езда в Русии. Очень долго не мог прийти в себя Афанасий Нагой после «хорошей комбинации» Щелкалова. Ничего толком не ясно, но очень тревожно. * * * В конце девяносто четвертого года в Москву в третий раз приехал цесарский посол Варкоч напомнить царю его обещание помочь австрийскому цесарю казною. – Если хотите помогать, то помогите теперь, потому что турский султан пошел на нас со всею силою. В частной беседе с казначеем Степаном Васильичем Годуновым он толковал: – Цесарь наш прислал Борису Федоровичу свои подарки, какие только к братьям своим посылает, другим великим царям и курфюстам. Да ты только взгляни. Две цепи золотые, одна с портретом цесаря. Часы золоченые с планетами. Кубок серебряный, позолоченный, с жемчугом. Два попугая. Он расхваливал все это как купец в крымском жидовском городе Кыркоре, где располагался русский посол Бибиков. Судя по шикарным подаркам, дела австрийского цесаря действительно были очень плохи. При первой личной встрече с Годуновым Варкоч буквально умолял его: – Их царское величество просит, чтоб вы умилосердились о кровопролитии христианском. Помогите, чтоб государь ваш казны своей послал, которой имеет от Господа Бога очень много, потому что теперь пора. Господь Бог на этом свете всякой радостью вас наградит и детей ваших. И на том свете вам вечный платеж будет. И у всех государей и людей христианских великую славу иметь будете. Годунов слушал и в процессе слушания размышлял. Что-то подсказывало ему, что в этот раз кесарю следовало бы помочь. А почему следовало, он еще не понял. Подарки, переданные государю Федору Ивановичу, были еще роскошнее. Драгоценности были присланы и жене его – царице Ирине Федоровне. По случаю приезда посла царем был устроен роскошный прием на сто человек сидящих и двести человек стоящих бояр. Когда после пышных приемов и долгих бесед Борис Федорович и Степан Годунов остались одни в рабочей комнате правителя, казначей спросил: – Что, не будем посылать казны? – Как не будем, будем, – ответил Годунов. – Мы ж никому не посылали, да и нам никто не посылал. Все все больше обещаниями ограничиваются. – В этот раз пошлем казну, и большую, – сказал Годунов. – И вот почему. Нас сейчас литовцы не пугают. После смерти Батория они не страшны. И шведы, слава Богу, замолкли. А вот турский султан самый наш первый враг. И надо бы кесарю деньги послать. Проку особого, я думаю, не будет. Но и казне без дела лежать незачем. Пусть работает. Хоть раз покажем немцам, что при случае мы можем их рать содержать. Другие сразу заискивать перед нами начнут, забегать вперед и в глаза заглядывать. – Почему это? Отчего вдруг? – А оттого! Узнают, что австрийскому кесарю денег дали, будут думать, что и им дадим. Много больше на стороне выиграем. И послать надо не деньгами, а так, чтобы как можно больше слухов по Европе расползлось: дорогими товарами, мехами! Годунов встал из-за стола и, слегка прихрамывая, обошел комнату. – Вот что, Степан Васильевич, готовь бумагу о посылке большой меховой казны в Австрию, – приказал он. – И пусть повезут ее Власьев дьяк и дворянин Вельяминов Петр. – Этот-то зачем? – спросил казначей про Вельяминова. – Пусть. Для солидности: глуп, но зело дороден зато! * * * Весной, в апреле девяносто пятого, посланы были к кесарю думный дворянин Вельяминов и дьяк Власьев. Они повезли соболей, куниц, лисиц, много белки, бобров, волков и лосиных кож на десяти возах. * * * Месяц май, года 95-го Государеву конюшему и ближнему великому боярину, наместнику царств Казанского и Астраханского Борису Федоровичу Годунову от рабов Божиих послов государевых дьяка Афанасия Власьева и дворянина Петра Вельяминова ДОНОШЕНИЕ Сказываем, что, приехавши в Прагу, где живет кесарь австрийский Рудольф, мы потребовали, чтобы нам указали место, где разложить меха. Нам дали на дворе у кесаря двадцать палат, где мы смогли разложить куниц, лисиц, волчьи шкуры и лосиные кожи с соболями. Белку мы клали коробами плетеными берестяными. Когда все было изготовлено, император с ближними людьми сам пришел смотреть государеву посылку. |