Онлайн книга «Повести и рассказы для взрослых детей»
|
Когда глаза у него прояснились, я понял – решение готово. – Можно я в конце дня вам позвоню? У вас есть домашний телефон? – Запишите. Сразу после обыска я к Дмитриеву пошел. Он меня встретил в кабинете агрессивно: – Где это ты застрял?.. То есть вы… Тьфу ты! И так и так неловко. Секретарша моя тебя с полчаса уже как видела. – Я к Бычкову заходил. – В секретный цех? Как же тебе удалось? – Виктор Павлович! Есть сотни способов пройти через вооруженный и самый бдительный контроль. Есть тысяча способов для выноса с производства всего, чего угодно. Но доводить эти знания до сведения начальства опасно и вредно. – Это верно, – согласился Дмитриев. – Я тебе как постороннему скажу. У нас на днях сверлильный станок пропал из литейки и цветной телевизор из клуба. Ну, как?! – Ничего! – А у соседей умельцы лошадь украли и двухлучевой осциллограф немецкий для проверки переходных процессов. Тут я на манер Бычкова ничего не сказал, только глаза затуманил. А он продолжал: – Кому эта лошадь понадобилась в городе, и как ее через проходную провели?! Уму непостижимо! Там у них инспектор из МУРа вторую неделю народ спрашивает, глаза с неба отвести не может, все вопрошает. Электронный сторож у них. Охрана военизированная. Так нет тебе – пропала лошадь со всем парадным одеянием и сбруей. А кучер запил. – А я знаю, как они лошадь вывели. – Ну и как? – Они ей портфель дали, берет напялили и под видом Куценки провели. Тут Дмитриев грохнул. Потому что был у нас общий с соседями куратор из министерства – Куценко. Очень на лошадь походил лицом и ладом. Кое-кто говорил, что он в молодости хорошим актером был – лошадь играл в кинофильме «Чапаев». Так хорошо играл, что его потом чуть-чуть в табун не отдали. Я у Дмитриева спросил: – А у вас инспектор из МУРа глаза к небу не держит? – Зачем он нам? Сами разберемся. – Но ведь пропажа? – Никакой пропажи нет. Мы этот станок в металлолом списали. В черный металл. – А цветной телевизор в цветной металл?! – Не скажу! У начальства тоже должны быть секреты. – А по-моему, нет. Гласность в работе ведомств. Вот главный лозунг «Недели». Я имею в виду газету. – Если ты за гласность, скажи, как прошел в закрытый цех? – Ругаться не будете? – Нет. – Есть много способов. Можно подойти и начать менять шпингалеты в двери – верхний на нижний. Как будто ты из столярки. Можно прийти и давать приказ читать об усилении режима и непропускании посторонних. «Прочли? Распишитесь. Начальник на месте? Его тоже надо ознакомить». И проходишь в цех. А лучше – когда у постового телефон на стене, как сегодня. Я с соседнего аппарата позвонил, он трубку хвать и кричит: «Пост номер четырнадцать слушает». Я говорю строгим голосом: «Пост номер четырнадцать слушает?» – «Слушает». – «Это пост номер четырнадцать?» – «Пост номер четырнадцать слушает». – «Никаких нарушений нет?» – «Нет никаких». – «Очень хорошо. Кто на посту?» – «Пантелеев». – «Очень хорошо. Слушай, Пантелеев, сейчас к тебе двое подойдут, один иностранец – под видом нашего, другой наш под видом иностранца. Он часто ходит. Так вот, документов не спрашивать. Внимательно следить. На обратном пути нашего задержать. До моего распоряжения. Вопросов нет?» – «Так точно». – «Об исполнении доложить». – «Будет сделано». Кому доложить? Чего доложить? Не важно. Будет сделано. Раз иностранец, раз строгим голосом. Раз вопросов больше нет. Теперь Дмитриев глаза вытаращил, как тот инспектор из МУРа. – Неужто прошел? – Так точно. – А второй? – Его держат. До особого распоряжения. – Кто же это? – Тарарыев из телеметрической лаборатории. – Такой мордастенький? Заместитель начальника. – Он самый. Дмитриев сразу за телефон схватился: – Как туда звонить? Он набрал номер: – Алло. Это кто у телефона?.. Подозрительный задержан?! Немедленно доставить его к начальнику охраны. Под пистолетом. Сказать, что взят по приказу неизвестного голоса. Пост никому не сдавать. Запереть к чертовой матери. Потом он вмиг успокоился и спросил у меня: – С чем пожаловал? Я ему рассказал несколько эпизодов, связанных со мной. О юморе, о детях, о холуйстве. – А что от меня требуется? – Лебедка портативная. – Зачем? Я объяснил. Он уперся: – У нас завод авиаприборный, а не изобретательская лавочка. Не выйдет. – Виктор Павлович, но ведь такая штука и в производстве понадобится. – Когда понадобится, тогда и изобретем… А сколько этот твой Тихомиров получает? Какой оклад? – Триста пятьдесят. – А сколько у него народу в подчинении? За что он отвечает? – Я да Топилин. Да еще куплетистов пара. Да заместительница его. А отвечает он за две гастрольные программы. Только за тексты. Тут Дмитриев взвился: – Да у меня за такие деньги одних рабочих десять тысяч! Да я за каждую аварию в ответе! А план?! А госиспытания?! А министерство на шее?! Ну, я ему дам!.. А может, эта штука в ширпотребе понадобится? От нас сейчас ширпотреб требуют. Вот что значит равная оплата за неравный труд! – Еще как. Если подъемного крана нет, ею можно что хочешь на высоту тащить. Хоть груз, хоть колокол для церкви. Антенны телевизионные ставить в деревнях. – А машину можно вытаскивать? – Хоть грузовик. Привяжи к дереву и тащи. – Заманчиво. Интересно, а есть она на Западе? Посмотреть бы образец. Я решил похвастать: – Представляете, такой штуки даже у проклятых капиталистов нет. – Да? – насторожился Дмитриев. – А может, и нам не надо? – Надо, обязательно надо. Есть такие на Западе. При их-то перепроизводстве не может не быть. Пойду в научную библиотеку, принесу фотоснимки. – Это другое дело, – сказал главный. – И еще вот что, организуй нам письмо какое-нибудь об этой лебедке. От кого хочешь, хоть от жэка своего. Хоть от группы нуждающихся колхозников. Нуждающихся в лебедках, разумеется. – А от комитета комсомола цирка можно? – Это идея. Только адресуй в наш комитет. Они на меня выйдут. А я уже буду как будто по их просьбе решать. И фотоснимки западные приложи. Дело было сделано. И я ушел, унося впечатление о деловых и дружеских качествах главного инженера. И некоторое недоумение о себе самом. Ну, зачем я подставил бедного Тарарыева? Ну, зачем? А просто так, с ним получалось веселее. |