Онлайн книга «Парижские тайны»
|
— Довольно болтать... я поклялся старшему клерку сохранить это в тайне... — Но он же не запретил тебе поведать тайну всему свету? — Не бойся, отсюда это не выйдет, рассказывай! — Да он сам сгорает от желания сообщить новость! — Ну ладно! Хозяин продает контору. Кажется, уже продал. — Вот это да! — Вот так новость!.. — Ошеломительно! — Поразительно! — А теперь возникает вопрос: кто взвалит на себя дело, которое хозяин решил с себя спихнуть. — Господи, как несносен этот Шаламель и его вечные каламбуры! — Откуда мне знать, кому он продает свою контору? — Если он ее продает, значит, хочет вести праздную жизнь, задавать балы, развлекаться, как говорят в высшем свете. — В конце концов, у него есть средства. — И семья на нем не весит. — Да уж наверняка есть на что. Старший клерк говорит, что у него больше миллиона, включая стоимость конторы. — Больше миллиона, это неплохо. — Говорят, он тайком играл на бирже вместе с майором Робером и выиграл много денег. — И притом жил как скряга. — Да, но уж если скряга начнет транжирить, он становится расточительнее любого мота. — Я согласен с Шаламелем: теперь хозяин хочет пожить в свое удовольствие. — Он совершит непростительную ошибку, если не предастся сладострастию, не погрузится в наслаждения Голконды... раз есть деньги... ибо, как сказал меланхоличный Оссиан в пещере Фингала: Любой судья не прочь кутнуть. Ну что ж! Есть деньги — есть и право на кутеж. — К черту Шаламеля! — Что за чушь! — Да, но у хозяина совсем не тот вид, непохоже, чтобы он мог наслаждаться. — Вид у него такой, что краше в гроб кладут! — А кюре еще восхищается его милосердием! — Ну так что же? Истинное милосердие прежде всего обращается на себя самого. Ты что, дикарь, не знаешь, чего требует от тебя всевышний? Если хозяин просит для себя милостыню в виде утонченных наслаждений... его долг себе их доставить... иначе он сам себе покажется ничтожеством... — Больше всего меня удивляет его новый друг, который словно с неба свалился и ходит за ним как тень. — Не говоря уже о том, что он уродлив... — Рыжий, как морковка... — Я готов подумать, что этот втируша появился на свет благодаря случайной ошибке господина Феррана на заре его молодости, ибо, как говорил Орел из Мо [140] в связи с пострижением в монахини обворожительной Лавальер: С кем ни свяжись: будь молод он, будь стар — Ребеночка тебе оставят в дар. — Смерть Шаламелю! — Правда... Он никому не дает слово сказать! — Какая глупость! Утверждать, что новичок — сын патрона.! Да он старше нашего хозяина, сразу видно. — Ну и что? Строго говоря, какое это имеет значение? — То есть как! Что же, по-твоему, сын может быть старше отца? — Господа, я подумал об исключительном, самом необычайном случае. — Как же ты объясняешь? — Очень просто: патрон появился на свет потому, что его друг в молодости согрешил и стал отцом Феррана, вместо того чтобы быть его сыном. — К черту Шаламеля! — Не слушайте его; он как начнет болтать, то и конца не видно. — Верно то, что втируша ни на минуту не оставляет Феррана. — Сидит с ним в кабинете безотлучно, едят они вместе, один без другого шага не сделает. — Я, кажется, уже встречал здесь этого гостя. — А я его не видел. — Скажите, господа, вы не заметили, что вот уже несколько дней, как здесь каждые два часа появляется мужчина с длинными светлыми усами и военной выправкой и вызывает этого незваного гостя через швейцара? Тот выходит поговорить с ним, а затем усач поворачивается кругом, как автомат, и уходит, чтобы через два часа появиться снова. — Верно, я тоже это заметил... Мне казалось также, что, когда я уходил, я видел на улице несколько человек, которые наблюдали за нашим домом. — Серьезно, здесь происходит что-то необычное. — Поживем — увидим. — Старший клерк, может быть, знает об этом больше, чем мы? Но он хитрит. — А кстати, где он? — Он у графини, которую пытались убить. Кажется, теперь она уже вне опасности. — Графиня Мак-Грегор? — Да, сегодня утром она срочно потребовала патрона к себе, но он вместо себя отправил старшего клерка. — Быть может, по поводу завещания? — Нет, она ведь поправляется. — Сколько теперь дел у нашего старшего клерка, ведь он же исполняет обязанности Жермена, работает кассиром! — Кстати, о Жермене, получилась еще одна смешная история. — А что? — Патрон, чтобы освободили Жермена, заявил суду, что он сам, господин Ферран, допустил ошибку при подсчете и обнаружил деньги, которые требовал от Жермена. — По-моему, это вовсе не смешно, а справедливо; помните, я всегда говорил, что Жермен не способен на кражу. — Тем не менее для него было мучительно оказаться арестованным и сидеть в тюрьме. — Я бы на его месте потребовал от Феррана возмещение. — В самом деле, он должен восстановить его в должности кассира, чтобы доказать его невиновность. — Да, но, быть может, Жермен этого не захочет. — А что, он все там, в деревне, куда поехал, выйдя из тюрьмы? Он нам сообщал, что порывает всяческие отношения с Ферраном. — Наверное, там, потому что вчера я был в доме, где он жил, и мне сказали, что он еще в деревне и ему можно писать в Букеваль, через Экуен, на имя фермерши, госпожи Жорж. — Господа, смотрите, карета! — сказал Шаламель, посмотрев в окно. — Вот чертовщина! Это не такая элегантная карета, как у знаменитого виконта. Помните блестящего кавалера Сен-Реми, приезжавшего с лакеем в ливрее, шитой серебром, и с толстым- кучером в белом парике? На сей раз это просто извозчичья пролетка. — Минутку! А, черное платье! — Женщина! Женщина! Ну-ка, поглядим! — Господа, до чего неприлично для своего возраста этот пострел увлекается женщинами! Только о них и думает. В конце концов, придется посадить его на цепь, иначе он будет лохищать сабинянок прямо на улице, потому что, как говорит Фенелон в своем «Трактате о воспитании», предназначенном для дофина: |