Онлайн книга «Приключения Тома Бомбадила и другие истории»
|
Труп весь изрублен, и мало толку, мнится мне, шарить вокруг и подле — эти мерзавцы не шутят шуток, и немногое нам осталось. Тортхельм Скорбь и слезы! Проклятая погань! Голову отсекли от тела, а тулово, изверги, изрубили! Не битва — бойня! Тидвальд Ты рвался в битву, а эта, право, ничуть не хуже тех, что воспеты в твоих же песнях, где Фрода пал, и повергли Финна. Тогда рыдали так же, как ныне, и в струнах арф отдаются стоны. Нагнись, Тотта! Надобно тело унесть отсюда. Возьмись сзади и поднимай его осторожно. Еще немного... Вот так-то лучше. Медленно движутся прочь. Тортхельм Даже мертвый, он будет нам дорог, пусть изрублен, пусть изувечен. Голос Тортхельма опять начинает звучать распевно. В траур оденьтесь, англы и саксы, от границ моря до границ леса! Пал оплот наш, и плачут жены, огонь пылает, и пышет пламя костром сигнальным. Курган насыпьте, заройте в землю славные кости, сложите доспехи его в могилу, золотой панцирь и меч со шлемом, убор богатый и украшенья — все, чем владел сей вождь величайший, благороднейший из благородных, спорый в помощи, пылкий в дружбе, справедливый отец народа. Славы искал он — и стяжал славу; курган его пребудет зеленым, покуда не дрогнут устои мира, пока существует скорбь на свете, и свет не сгинул, и слышно слово. Тидвальд Изрядно спето, сказитель Тотта! Трудился до петухов, должно быть, покуда мудрые мирно дремлют, — без сна лежал, словеса сплетая. Но я бы выспался, будь я Тотта, и дал бы мрачным раздумьям отдых. Мы христиане, хоть крест и тяжек; Бьортнота несем мы — не Беовульфа. Костер ему не пристал погребальный, и не воздвигнут ему кургана, а золото отдадут аббату: пускай оплачут вождя монахи и мессу за упокой отслужат! Чернецы ученой латынью в путь последний его проводят, коль мы домой сумеем добраться — долга дорога, а груз нелегок! Тортхельм Труп тянет книзу. Дай передышку! Спина разбита, дыханье сперло! Тидвальд Когда бы меньше словес ты тратил — и дело спорилось бы лучше. Крепись! Уж близко. Давай-ка, Тотта, берись опять — и ступай, да в ногу: так будет легче. Тортхельм неожиданно останавливается. Да что ты — спятил? Опять споткнулся? Тортхельм Во имя Божье, смотри скорее! Тидвальд Куда, приятель? Тортхельм Сюда, налево! Там тень крадется — она темней, чем на небе тучи! Их две! Должно быть, то тролли, Тида! А может, призраки из преисподней: они ползут, к земле припадая, и мерзкими шарят во мгле руками. Тидвальд Неведомые ночные тени — вот все, что вижу. Пускай поближе подкрадутся — тогда посмотрим. Уж не колдун ли ты, коли взглядом творишь в туманной тьме привиденья из смертных? Тортхельм Чу! Ты слышишь, Тида? Из тьмы голоса донеслись глухие — смеются, шепчут, бормочут, блеют... Уже близко! Тидвальд Теперь слышу. Тортхельм Спрячь свет! Тидвальд Тише! А ну, живо, ложись близ тела и жди молча! Ни слова больше! Шаги все ближе! Оба прижимаются к земле. Кто-то крадучись приближается. Подпустив неизвестных поближе, Тидвальд внезапно выпрямляется и громко восклицает: Привет, братцы! Вы припозднились, коль ищете битвы; но так и быть уж, будет вам битва, и по дешевке! В темноте слышен звук борьбы. Крик. Высокий, пронзительный голос Тортхельма: Тортхельм Ты, грязный боров! На, угостись-ка! Давись добычей! Эй, Тида! Готов голубчик: гнусных дел боле творить не станет. Искал мечей он — и на острие меча наткнулся. Тидвальд Упырь убит! Удальцу дивлюсь я. Уж не дарует ли удачу меч Бьортнота? Вытри от крови славный клинок и остынь маленько! Не для того этот меч ковали. Слишком щедр ты. Щелчка в затылок да пинка за глаза хватило б. Жаль мараться! Их жизнь презренна, но и подонка б зря не убил я, а убил — не хвалился б. Трупов здесь достаточно. Будь он даном, дело иное; тогда тебя я сам похвалил бы. А псов поганых, нечисти гнусной, падали грязной всюду немало; я ненавижу всех их — будь он язычник, будь он окроплен святою водицей. Ада отродья, дьявола дети! Тортхельм Даны?! Довольно спорить! Скорее! Как мог забыть я о прочих? Знамо, неподалеку они таятся, зло замышляя. Эти звери нападут на нас из засады, если услышат! Тидвальд Мой храбрый мальчик, это были не северяне; северян тут уж не сыщешь. Сыты сечей и кровью пьяны, доверху нагрузив добычей лодки, в Ипсвиче пьют они пиво, идут на Лондон в ладьях своих длинных, пьют здравье Тора, в вине тоску топят, обречены аду. Эти же — просто оборванцы, и люд ничейный: обирают они убитых — промысел, проклятый Вышним Небом, мерзко и молвить. Почто дрожишь ты? Тортхельм В путь! Прости мне, Христе, и призри долу на подлое наше время! |