Онлайн книга «Осени не будет никогда»
|
— Очень опасен! — предупредил Пожидаев. — Троих омоновцев в реанимацию отправил за три секунды. Лишь мой друг капитан справился с ним. Да и то с помощью спецоружия… — На нем же наручники! На ногах кандалы! Вы чего, памперсы не надели?.. Давай, Хренин, распутывай его! Ишь, как глазеет!.. Ух, зверюга!.. Хренин с опаской приблизился к лысому и принялся развязывать узлы простыней. Проделывая весь этот процесс, старший сержант то и дело слышал лязганье зубов, отчего бойцу с преступностью становилось жутко. А ну как укусит!.. Делай потом уколы от бешенства… Впрочем, процедура закончилась успешно, Хренин утер пот со лба и швырнул простыни в угол камеры. Теперь лысый лежал на полу в больничном исподнем и шевелил пальцами как рук, так и ног. — Фамилия?!! — неожиданно рявкнул полковник, отчего Хренин перепугался, и чуть было не обмочился. — Слизь-ки-ин, — протянул лысый. Полковник ответу чрезвычайно обрадовался и велел сотрудникам поднять задержанного и усадить на лавку. Мужчины не без опаски сделали это, а Пожидаев прикинул, что вес у безухого куда более центнера. — Слизькин, говоришь? — продолжил полковник и на протяжный вой собеседника сообщил: — А меня зовут Геннадий Фролович… И здесь случилось неожиданное. Только что усаженный на скамейку лысый вдруг оттолкнулся скованными ногами от бетонного пола и полетел через всю камеру в сторону полковника. «Теперь новое начальство будет», — подумал старшина Пожидаев и захлопнул решетку с той стороны, оставляя полковника и Хренина наедине с сумасшедшим. Впрочем, лысый не долетел до полковничьей фигуры, рухнул возле ног Журова и принялся лизать обувь товарища начальника. Он долизал голубиные разводы и тоненько пропел: — Ва-си-лий Кузь-ми-ич!.. А с той стороны решетки вопил Пожидаев. — Зачем вы закрыли дверь! — он тряс пистолетом и просил: — Отойдите, я его застрелю! — Отставить! — приказал полковник, испытав неподдельный ужас от прыжка сумасшедшего. Но он был офицером и умел сдерживать эмоции. — Я не Василь Кузьмич, я — Геннадий Фролович… И прекрати облизывать мои ботинки, скотина! Полковник ткнул мыском ботинка лысого по зубам, отчего те должны были вылететь в полном составе, но не только все тридцать два остались на местах, а еще причинили Журову физическую боль, как будто он ногой по стене ударил. Тем временем Хренин запустил в камеру Пожидаева, который целился дулом ПМ в лысый череп арестованного и просил: — Позвольте, я стрельну!.. Позвольте!.. — Все назад! — скомандовал полковник. Сам, кривясь от боли, отшатнулся к стене и, сжав кулак, вдруг оборотился в сторону Пожидаева, тыркнул им по жирной физиономии и зашипел гадюкой: — Я тебе стрельну! Постреляли уже! Хватит! И опять хотел было достать сиреневый нос старшины, но тот был начеку и ловко убрал физиономию из-под начальственного обстрела. — Ва-си-лий Кузь-ми-ич!.. — вновь провыл лысый и, извиваясь всем телом, постарался придвинуться к полковнику. При этом глаза безухого источали безумную радость, а рот расплылся в улыбке. Зубы у него, как у вурдалака, отметил Хренин, а Журов, теряя терпение, заорал: — Я не Василь Кузьмич, а Геннадий Фролович Журов! А ты, преступная сволочь, расколешься, как пить дать, даже если в твоей башке две психушки! Проорав сие, полковник коротко подумал, что лысый вовсе не преступник, что это он, Журов, его подставляет, но цель была столь благородна — спасение душ ментовских, — что в теле Журова не было ровным счетом никакого сожаления. Просто так ничего не бывает. Попался ему безухий, значит, таковая его судьба, таково предназначение — спасти ценой своей шкуры других людей. Еще полковник подумал, что как эти его мысли созвучны христианскому духу — жертвуя собою, спасать других!.. Здесь в его мозгу зашевелилось слово «добровольно», но Журов не понял, к чему оно сейчас. Улыбка лысого становилась все шире, а взгляд влюбленнее, и все это, и размышления философские, и облик лысого страдальца, окончательно укрепили полковника в верном служении Отечеству. — Пиши протокол! — распорядился Журов, оборотившись к Хренину. — Писать умеешь? — Умею, — буркнул старший сержант. Полковник совсем пришел в себя, а потому, сев на корточки, приблизил свое лицо к морде подследственного, чем восхитил младшие чины. — Ты, паря, подчинись судьбе! — ласково ворковал он. — Я тебе протекцию по зонам составлю… — Ва-си-лий Кузь-ми-ич!.. — Безухий безуспешно пытался дотянуться до офицерских ботинок. — Пусть Василь Кузьмич, — великодушно согласился Журов, вспомнил про боль в ноге и решил, что надо определиться: либо ботинки на размер больше иметь, либо ногти стричь. А то, как у футболиста, пальцы на правой ноге синие. — Пусть Василь Кузьмич, ладненько… — Слизь-ки-ин, — подал голос лысый. — Пиши, Хренин! — Пишу… И полковник принялся диктовать, мол, я, Слизькин, находясь в состоянии наркотического опьянения, оказал сопротивление сотрудникам милиции, завладел табельным оружием старшего сержанта Хренина и выстрелил в рядового Душко, ранив его в ногу. — Записал? — Так точно! — отозвался Хренин. — Затем, — продолжил полковник, — вступив в преступный сговор с врачом «скорой помощи»… Как там ее? Пожидаев! — Так это, — встрепенулся старшина. — Козявка… О, черт!.. Бове Александра… Отчества не помню… Не знаю… В оперативке есть… — Потом впишем, — кивнул полковник, попав в ритм диктовки. — В сговор с Бове Александрой, которая помогла мне скрыться от заслуженного наказания… С моих слов записано верно, число, месяц, подпись! — … Месяц, подпись… — закончил Хренин. — Дай-ка! — попросил бумагу полковник, проглядел ее глазами и поинтересовался. — А почему без запятых? — А зачем? — Действительно… Сам расставил знаки препинания и велел милиционерам снять наручники с лысого. — Убьет ведь! — похолодел Пожидаев. — На худой конец, покалечит! — поддержал Хренин. — Не тронет! Журов смотрел в глаза безухого, которые источали слабый свет, и был тот свет — светом любви. — Ты же не тронешь Василия Кузьмича? — улыбнулся навстречу полковник. — Ва-си-лий Кузь-ми-ич!… — Ну вот… Расстегивай, — скосился Журов на Пожидаева. Старшина решился, держа на всякий случай в левой руке ПМ. Правой повернул ключик, тем самым освободив руки-лопаты лысого. — А теперь, — полковник подтолкнул к лежащему протокол. — Теперь подпиши… — вложил в ладонь ручку и погладил безухого по голове. — Ты — Слизькин, а я Василь Кузьмич… |