Онлайн книга «Осени не будет никогда»
|
— А-а-а! — кричал мужик на весь лес. — Менты поганые! Пыткой мучаете! — Так тебе и надо! — подзуживала мать. — Ну, все! — прикрикнул Андрюшка. — Вставайте! — Ты, сына, руки освободи маме! — В наручниках пойдете! — Сдашь нас? — изумилась престарелая Бони. — В ментуру? — Я ж тебя, Дрюня, воспитывал! — зажалился отец. — Мамка твоя выпивала, а я тебе молочко в магазине покупал! — Во-во, — вспомнил Андрюшка. — Бабуля говорила, что вы меня грудного магазинным молоком вскармливали. Что у меня оттуда болезни все! — Жива, падаль старая! — воскликнула мать. — Надо было ее с дедом тогда! Лицо милиционера Слизкина помрачнело. — А ну, пошли! — Да как же ты можешь! — Христопродавец! Здесь кавказец Абрек свой голос подал, клокочущий злобой и поражающий обилием обертонов. Пойманные родители поднялись с земли русской и поковыляли в сторону цивилизации. Иногда Слизкин позволял Абреку раз-другой куснуть за мягкие места преступников, чему псина была чрезвычайно рада. — Морозов ты! — причитала мать. — Павлик! — вторил отец. — Пионер гребаный! — Шагайте, шагайте! — не оскорблялся Андрюшка. — Надо было тебя в шайке банной утопить во младенчестве! — Я пыталась достать его гвоздем, — сообщила мамаша. — Когда он еще в утробе был! Живучий, сучонок! Сейчас бы и воспоминаний не осталось!.. Жаль, гвоздик короткий был!.. Так, обругивая Андрюшку, на чем свет стоит, они были явлены монинскому участковому, на лице которого выразился праздник Первого мая, особенно, когда из-под телогреек были извлечены иконки и крест батюшки. — Ну, Слизкин! — жал рядовому руку участковый. — Ну, потряс! Ну, удивил! — Абрека благодарить надо, — скромно ответствовал Андрюшка. — Я что, я при собаке! — Да, молодец ты преогромный! Собаку-то ты воспитал! Слизкина наградили денежной премией в размере десяти американских долларов и дали три дня отгулов, которые он провалялся дома, мучимый вопросом: похож ли он на современного Павлика Морозова? Баба Нина рассказала, что Светофора в больницу увезли, в Москву. — А что с ним? — Гормон какой-то у него большой. Вот и растет парень без остановки. Вымахал за два двадцать! «Чемпионом мог бы стать, — прикинул Слизкин. — В NBA играть, миллионы зарабатывать, а тут какой-то гормон…» После отгулов, в рядовой день, он встретил Катьку, сильно беременную, и когда она призналась, что понесла от Светофора, Андрюшка еще раз подумал, что все в жизни связано, что каждый — часть каких-нибудь событий, или события — часть твоей жизни… — Может, мне аборт сделать? — спросила Катя. — На таком-то сроке? — пожал плечами Андрюшка. — Или искусственные роды? — А как же Светофор? Вдруг он умрет?.. Что ж, тогда о нем и памяти не останется? — А я как же? Одна? — Рожай! — смело предложил Слизкин. — Поможем! Общественность и все такое! — Ты извини меня за то… — За что? — Андрюшка сделал вид, что не помнит. — Ну тогда, в раздевалке… Я еще сказала… Ну, что у тебя… яиц нет… Ты извини, я просто злая! Есть у тебя яйца… «Какие же бабы дуры! — думал милиционер Слизкин, сидя на ступеньках поселкового отделения и лузгая семечки. — Дуры!!!» Два часа назад ему вручили повестку в военкомат, и он точно знал, что не будет косить на здоровье, а исполнит священный долг каждого россиянина, охраняя покой таких дур, как Светофорова Катька. На медкомиссии Слизкина неожиданно вызвал к себе военный комиссар. — Знаю, что болен, — признался подполковник. — Знаю, что в армию не силком идешь, а по убеждению. А еще, парень, я ведаю, что ты с животными управляешься, как в цирке. Правда? — Ну, конечно, не как в цирке, — скромно ответил призывник. — Так, кое-что… — Поедешь в Москву, там тебе службу определят! — С Абреком? — обрадовался Андрюшка. — Кто такой? — Да кобель мой! Абреком зовут! Выдающихся способностей служебный пес! — Кобеля дома оставишь, — отказал подполковник. — Да как же!.. — Приказ! Слизкину выдали проездные деньги и конверт. — Два дня на дорогу, явишься по адресу на конверте, туда же конверт и отдай! — отдал последнее распоряжение подполковник. Были проводы, на которые пришла Катька на сносях и монинский участковый. Бабка Нина щедро лила мужчинам водку, украдкой смахивала старушечьи слезы, а Катьку наставляла, чтобы, когда родит, тотчас младенца к груди приложила. — Сейчас разрешают! А из сиськи он молозиво глотнет, в котором вся его будущая силушка. — А почему «он»? — поинтересовалась Катька, которой трудно было на чем-нибудь сосредоточиться, кроме салата «оливье» с обилием в нем качественной колбасы. — А вижу я тебя насквозь! — призналась бабка Нина. — Понятно. Зачем я на ультразвук ходила? Монинский участковый сказал тост, смысл которого заключался в том, чтобы Андрюшка служил от души и не посрамил чести сельской милиции!.. Перепил и спал прямо за домом в свекольной ботве. А потом Слизкин ехал сутки в купейном вагоне в столицу нашей Родины Москву, обозревая по пути с верхней полки необъятную Россию, в которой, когда ненастный день — повеситься хочется, а лишь солнышко выйдет из-за православных туч, непонятная радость завладевает душой… За пять долларов Слизкина провезли через всю столицу, доставив по указанному на конверте адресу к большому зданию. — Пентагон! — объяснил таксист. — Ага, — расплатился приезжий. Он вошел через огромные двери, за которыми находилась пропускная система, через нее даже генералов прогоняли. Глупость, конечно! Офицеры звенели наградами и звездами, лишь на Слизкине магнитная рамка передохнула. При нем вскрыли конверт, забрали паспорт, а потом его повели к лифтам два прапорщика. — Да не сбегу я, — удивился Андрюшка. — Так надо, — ответил один из прапоров. Другой поинтересовался, почему Слизкин такой рыжий, на что он резонно ответил, что папа рыжим был. Гены. — Так просто? — А чего тут мудрствовать! Его привезли на одиннадцатый этаж и провели по длиннющему коридору к кабинету 1152, возле которого сидели мужики совсем не призывного возраста. |