Онлайн книга «Письма на воде»
|
Мы вырастаем и становимся более щедрыми, раздвигаем рамки, учимся понимать мотивы чужих поступков, мы станем снисходительными, но так и не сможем понять людей, которые зубами держатся за свои недостатки. – Что я могу сделать? Я такой человек. Вот так несправедливо обошлась со мной судьба! – говорят они. Они боятся зеркал, потому что те отражают правду. Не то, как мы себя видим, а то, какими мы предстаем перед миром. Они не любят свои фотографии. Они не выносят разговоры по душам – те отражают то, что происходит у них внутри. Мы тоже боялись. У нас тряслись поджилки. Нервные пальцы двигались, как у пианистов. Но мы воевали. Сами с собой, со своим прошлым. Мы хотели другого будущего. – Ты что, хочешь быть как Витя?! – подстегивали мы друг друга. Витя – брат одной знакомой. Тридцать семь лет, живет с мамой. Выучился на программиста, был сайентологом, потом увлекся парашютным спортом – подрабатывал инструктором, неожиданно решил стать боксером, передумал, подался в церковь, служил там сторожем, разочаровался, устроился в банк системным администратором, уволился, теперь чинит компьютеры на дому. Его мать, женщина, похожая на гнома, вздыхает, затягивается тонкой сигаретой и говорит: – Теперь я знаю, что была не права. Но что тут можно поделать? Витя ненавидит ее. Вернее, то, что он испытывает к ней – глупая смесь любви и ненависти, которой обычно болеют подростки, – а ему уже тридцать семь. Он всю свою жизнь потратил на слезы, упреки, истерики и сожаления о том, что ему не повезло. Люди не хотят преодолевать трудности. Магическое мышление, такое соблазнительное в детстве, когда тебе даже не кажется, а ты уверен, что стоит лишь захотеть – и сбудется любая мечта, в одно мгновение становится твоим личным врагом. Мы были другими. Терпели боль, если надеялись, что потом будет лучше. Никита топтался на одном месте. Он выбрал наркоз – сражался с болью как умел. А Ирочка что-то затеяла. Сказала, что хочет попробовать свинг. Они выбрали по Интернету пару, которая живьем выглядела не совсем так, как на фотографиях. Жена оказалась привлекательнее мужа, хоть и набрала лишних пять-семь килограммов. Они выпили много вина, и Никита никак не мог кончить. Он слышал, как стонет Ирочка, и думал почему-то о том, что Саша бы никогда на такое не пошла. Мысли о ней отказывались его покидать. Ирочка затащила его в свинг-клуб. И если раньше Никита считал себя сексуально раскрепощенным, то тут очень быстро понял, что это совсем не так. У него было слишком много барьеров – и один из них отделял его от толпы обнаженных людей, которые занимаются сексом друг у друга на виду. Ирочка предложила взять в кровать подружку. – Что-то ты разошлась… – удивился Никита. – Я хочу спасти наш брак! – рявкнула Ирочка. Подружка ему не понравилась. Это была девушка с большой грудью, потными подмышками и намеком на усики. Не сказать, чтобы она была неприятной – обычная девушка, но почему-то Никите захотелось убежать. Спрятаться в гараже у Сережи, закутаться в плед, еще пахнувший Сашиными духами, и пить самбуку, которая нежно и вкусно уносит разум за пределы земных переживаний. – Я так больше не могу, – признался он Ирочке. – Хорошо! – откликнулась та, подкрасила губы и куда-то убежала. Никита сразу и не обратил внимания, что жена реже бывает дома. Это было таким счастьем, таким облегчением, что он боялся спугнуть удачу. Никто не кричал: – Никита-а-а! А когда он приходил к ней в комнату, не пищал тонким голоском: – Сделай мне чаю… И не орал из спальни: – С одной ложкой сахара! Пастилу не забудь! Ира просила его налить ей ванну. Принести чистое полотенце. Сходить в магазин за тампонами, молоком, зефиром в шоколаде – непременно со вкусом крем-брюле, взять в японском ресторане на вынос роллы. Иногда Никите мерещилось, что он живет с инвалидом. Однажды Ирочка позвонила ему на работу: – Нам надо поговорить. – Давай. – Не сейчас, дома. В обед она перезвонила: – Ты помнишь, что сегодня должен приехать в нормальное время? Есть важный разговор. Никита так испугался, что даже стал выяснять, что такое «нормальное время». Она беременна? Если бы Никита видел в зеркале себя таким, какой он есть… Зеркало – это ведь не только стекло с амальгамой. Зеркало – это мир, который тебя окружает и от которого ты, подчиняясь законам преломления световых лучей, отражаешься, находя части себя в друзьях, любовниках, прохожих, в бликах витрин. Ты часто не узнаешь себя и ненавидишь тех, кто говорит тебе правду. Как-то в магазине я шла себе навстречу, не зная, что передо мной стекло, а не проход в другой зал, и я не узнавала себя, пока не столкнулась с собственным отражением. Никита видел то, что хотел видеть, поэтому он не обратил внимания на озарение, которым его наградили высшие силы. Он не задумался, что не хочет ребенка от Иры – так сильно не хочет, потому что уже нет семьи. Еще несколько месяцев назад он воображал, что Ира родит ему наследника и уж точно никуда тогда не денется, и у него будут жена-домохозяйка, и теща в помощь, и няня… А сейчас он ничего не хотел, потому что с ребенком ему будет не выбраться. Ирочка, ее родители, отеческий долг – он с этим не справится. Никита лишь сказал себе, что быть отцом – большая ответственность и неожиданность, поэтому он и волнуется. Он купил цветы. Конечно, Никита был не уверен, что Ира беременна, но цветы никогда не помешают. – Нам надо расстаться, – сказала Ира, положив букет на стул. – Что? – Лицо у Никиты вытянулось. – Никита… Ты все слышал. – Но ничего не понял, – нахмурился он. – Я от тебя ухожу. – А что случилось-то? – У меня есть кто-то еще. – Да ладно тебе? – расхохотался Никита. – Какой мужик… – Это не мужик. Никита молчал, как ему почудилось, несколько минут. – Не мужик? – уточнил он. – Я – лесбиянка, – гордо произнесла Ира. – Ты хотя бы представляешь, что скажут твои родители? – А ты что, хочешь меня запалить? – Нет, вообще-то… Но когда ты успела? Никите хотелось громко хохотать. Ира – лесбиянка? Конечно, она любила секс пассивно, лежа на спине, но любила! Секс с мужчиной. Он подумал… |