Книга Бизнес-блюз, страница 62 – Дмитрий Новоселов

– Какая в наших компьютерах может быть информация, из-за которой можно сгубить столько народу? – не поверил ему Дальтоник. – Никакой! Мы торгуем бумагой и канцелярией. Не наркотиками, не девочками, и даже не оружием. Кому нужна наша бухгалтерия? Бред какой-то.

– А помнишь? – обратился ко мне Полупан. – Ты рассказывал про подозрительного программиста, который рылся в твоем компе?

– Было дело. Скорее всего – просто совпадение. Я ведь толком ничего не выяснял. Просто поспрашивал у людей.

– Стоп, – прервал нас Дальтоник. – А разве наши компьютеры сгорели? Хоть один?

– Я не слышал.

– И я. Вот в чем дело. Там вытаскивали чужие компьютеры. Так что мы тут совершенно ни при чем.

– Давайте уточним, – предложил Спарыкин. – Я правильно понял, что Апрельцев сгорел, когда твои дамы мирно спали?

– Да, – подтвердил Полупан.

– А кто мешал Апрельцеву параллельно с твоим заниматься еще какими-нибудь другими делами?

– Никто.

– Так что, если его убили, то не обязательно в связи с твоей женой. И еще очень большой вопрос на счет убийства. Это ведь вы так решили. А что случилось на самом деле, решит экспертиза.

– Ты хочешь сказать, – не поверил ему я. – Что Виталик, его баба и Апрельцев сгорели случайно?

– Виталик с бабой, может и не случайно. Но, только это нас не касается. Может и касается, но только косвенно, по крайней мере, ты и твоя жена тут уж всяко ни при чем. Наши компьютеры никто не воровал, не поджигал и на момент пожара, их на складе не было. Ты зря поднял кипиж.

– А чего же тогда Апрельцев звонил со слежки и говорил о каких-то странных вещах?

– У этого дурака, – ответил полковник, – любая мелочь – событие. Черная кошка дорогу перебегала, он уже задумывался.

– Хорошо, – не сдавался я. – А где мои жена и дочь?

– Тут еще проще. Жена от тебя ушла. В ее понимании, что ты будешь делать?

– Не знаю.

– В ее понимании ты начнешь заколебывать ее звонками. Она отключает телефоны, а чтобы ты не донимал тещу, едет не к ней, а куда-нибудь в другое место. А маме говорит, чтобы молчала. Логично?

– Куда едет?

– Это ты у нее потом спросишь.

– А как же работа?

– Этого я не знаю.

Я с трудом поднял глаза на Чебоксарова. Он тоже на меня не смотрел.

– Позвони, пожалуйста, ей на работу, спроси девчонок, может, она отпрашивалась?

Дальтоник набрал номер. Его там все знали. Он поговорил вначале с одной, потом с другой. Потом помолчал минуты две, что-то еще спросил, потом долго слушал. Наконец он произнес:

– Спасибо, до встречи, – и радостно улыбнулся.

– Оказывается, она отпросилась еще позавчера днем, у заведующего отделением. Сказала, что приболела. Выйдет теперь только после Нового Года.

– Сразу после того, как увидела меня с блядями. Она уже тогда все решила. Может, думала, что уйдет тем же вечером, но я пришел поздно и на бровях.

– Вот видишь, – гордо произнес Спарыкин. – Все и решилось. Ты зря бучу поднял.

Как-то глупо все получилось. Особенно с Чебоксаровым.

– Че, давайте разъезжаться? – спросил полковник.

– Давайте, – согласился я.

Мы вышли из забегаловки. Валил снег. Крупными хлопьями. Вроде стало теплее. Черт поймет эту погоду.

– Я поеду в морг, – сказал Спарыкин. – Там у меня главный патологоанатом – свой парень. Попрошу, чтобы был повнимательнее. Потом заскачу в прокуратуру, пройдусь по связям, пусть еще раз покажут мне дела о смерти Виталика и его бабы. На всякий случай.

– Я тоже поработаю, – сказал Полупан. – А ты езжай домой, возьми телефон, может, объявятся, да позвонят.

Спарыкин сел в Колькин «мерседес», а Полупан в мою «тойоту».

– Как ты мог? – спросил Чебоксаров.

Я пожал плечами.

– Тебе надо голову лечить.

– Я уже начал.

– И пить бросай.

– Уже.

– Но, это не оправдывает. Я думаю, что нам после этого придется разбежаться. После Нового Года будем делить фирму.

– Как хочешь.

Он, сгорбившись, пошел к машине. Его почти засыпало снегом. Я заметил, что он не опустил уши у шапки. При его трепетном отношении к здоровью это непростительная невнимательность.

Я отвез Полупана к машине, которую он оставил у дверей морга. Чебик туда же доставил полковника. Я остановился рядом, и мы опять встретились глазами. Настроения не было никакого. На обратном пути, продираясь сквозь густой снегопад, раскидывая по обочинам жидкий творог, я представлял себя лягушкой в молоке. Даже романтически чистый снег напоминал перхоть, а никак не черемуховый цвет.

Дома я минут пятнадцать ходил по комнатам, страдая от одиночества, потом пришел на кухню, поставил локти на стол и подпер ладонями подбородок. Сегодня уже самое время для появления зимнего салата, оливок, красной икры и запаха мандаринов. Я залез в холодильник, достал что-то и съел. Я не ощущал вкуса. Мне было все равно.

Я шаркал тапочками и двигал ногами из зала в спальню, из спальни в детскую, из детской – в кабинет. Каким образом я оказался на лоджии? Я не знаю. Там стояла пихта. Она придала мне сил. Я нашел себе занятие. Полчаса я искал крестовину для елки, еще минут десять – елочные игрушки. Укрепив дерево на подставке, я занес его в комнату и перерезал путы. Лесная красавица улыбнулась и стала распрямлять затекшие чресла.

Я буду ее наряжать после того, как она окончательно примет форму. У меня еще есть время. Я нашел трубку домашнего телефона и набрал Аркашку.

– Слышь, Спицын, я передумал. Пусть Дед Мороз и Снегурочка приезжают ко мне тридцать первого

– Ну, шеф, ты даешь! Я кое-как уломал их не приходить, а теперь, представляешь, кем я буду выглядеть, если снова перезвоню и опять повторю заказ?

– Ты будешь выглядеть полным мудаком и это будет соответствовать истине. Мне плевать, закажи других.

– Где ты найдешь тридцатого числа нормального Деда Мороза? Тебя устроит размалеванный дегенерат с кашей вместо слов и блевотиной вместо подарков?

– Нет.

– Тогда хорош издеваться. Наряжайся сам.

– Борзеешь.

– А сколько можно?

Связь прервалась.

Держа в руке трубку домашнего телефона, я вспомнил, что до сих пор так и не включил сотовый. Я пошел к нему. Батарейка была полная. Я нажал «enter». Телефон тут же зазвонил. Шамрук возмущал радиоволны и посылал мне сигналы.

– Дружище! – орал он. – Меня эти уроды отсюда выгоняют. И меня, и мою племянницу. Они не хотят брать кровь и говорят, что я слишком пьян.