Онлайн книга «Подиум»
|
Пономарева увидела, как томно закатывает глаза другая моделька, Лора: "Готова девочка! А это что за веселый мужичок вокруг нее прыгает? – Пономарева поджала губы. – И откуда они берутся, такие хлыщи!" Сама Нина Ивановна только пригубливала спиртное: ей следовало быть в курсе всего, что происходило… Это кто-то может себе позволить расслабиться, а она – нет: все надо держать под контролем! Понамарева заметила, как Зинка Кудрявцева вертела задницей возле пожилого господина в темно-сером костюме… Эта-то коза старая куда лезет? Есть девки и помоложе! Все успокоиться не может. Как там раньше говорили: задрав штаны, бежать за комсомолом? – Сорок пять – баба ягодка опять! – услышала Нина Ивановна Зинкин голос. Пожилой господин не возражал. Он что-то тихо говорил на ухо Кудрявцевой, и та весело смеялась. – Ягодка пожухлая… – пробурчала себе под нос Пономарева. …Какие сорок пять! На пенсию бабе пора. Как говорят, старее Ивана Грозного – а все норовит мужика на себя затащить. И, видать, зацепила господина: вон как ей за пазуху заглядывает! Каждому свое. Может, на молодую у него здоровья не хватает, вот и прислоняется к кому попроще, лишь бы в руках подержали… Нина Ивановна сейчас даже позавидовала Зинке: ни забот, ни хлопот, только и дел, что о себе позаботиться. А тут оглянуться некогда. Сыну наплевать и на нее, и на ее дела. Сидит у матери на шее, никакой самостоятельности. Муж… На старости лет себе ярмо на шею повесила. Двоюродная сестрица, Марья Алексеевна, так ей и сказала. Да хрен с ней, с Машкой, она всю жизнь, как клуша, в ручницах просидела. Один свет в окошке – любимый зятек с дочерью да муж-пьяница. "Пьяница, да не гуляет! – бухнула ей в глаза Марья Алексеевна. – А твой холеный кобель лишь о том думает, как на чужую бабу залезть". Пономарева тогда зубами заскрипела… Но ведь это правда. И крыть нечем. Ничего, пока она в силе, никуда муженек от нее не денется! Увы, немало хлопот доставляет ей и сыночек, Боренька. Публика, как говорится, оттягивалась. Нина Ивановна, проходя по залу, отметила, что число бутылок на столах резко поубавилось. Сколько ни поставь, все ухряпают, подумала она. Для дела – не жалко последнее отдать. Но сколько халявщиков набегает, сколько халявщиков… Корми, пои их всех, дармоедов! – О, Ниночка! – остановила ее полная, средних лет дама. – Поддержи меня, солнышко. – А что такое? – Мы говорим про современную обувь. По мне – так лучше нет классической модели. И чтобы непременно был каблук. Без каблука женщина, как… – Она не сразу нашла подходящее сравнение. – Идешь, словно наступаешь себе на пятки. К молоденьким, конечно, это не относится, а нам приходится думать про общее впечатление. Я, например, без каблука чувствую себя просто неодетой. Катя измаялась бесцельно бродить по залу и собралась уже уходить. – Домой? – К ней подошел Тимофей. – Да, пора. – Я тоже собираюсь, могу и тебя подвезти. Хочешь? – Хочу. В машине Тимофей включил свет и внимательно посмотрел на Катерину: – У тебя сейчас измученный вид. Очень устала? – Да. Я не привыкла ко всем этим презентациям. – И ты почти не пила, – заметил Тимофей. – Я вообще не пью. Немного шампанского, и все. А девчонки, я смотрю, сильно прикладываются. – Да я ведь тоже пью очень мало: спиртное на меня плохо действует – на следующий день совершенно не могу работать, сколько бы накануне ни выпил. Такой организм… Нет, – поправился Сазонов, – я могу, конечно, делать какую-то незначительную работу, а вот соображать перестаю. В творческом отношении – нуль. Поэтому и отказался от такого удовольствия. – Работа для тебя – это все? – Наверное. Мне нравится заниматься тем, что я делаю. К примеру, долго боялся садиться за руль собственной машины – думал: это не для меня, буду все время отвлекаться, не смогу следить за дорогой. Оказалось, наоборот, машина – просто спасение! – Как это? – не поняла Катя. – Когда ездил в общественном транспорте, постоянно обращал внимание на то, как одет народ. Особенно женщины. Сидит симпатичная дама, фигура неплохая, лицо ухоженное, а одета… Мама родная! Ну, нельзя с таким ростом делать оборку внизу: ноги сразу смотрятся короче, а сама женщина напоминает кубышку. Так и хочется подойти и сказать: ну что же вы, милая? Или вот дама с расплывшейся фигурой носит широкие шифоновые брюки – я их называю: «брюки-шаровары» – и просторный блузон навыпуск. Такие одеяния подходят лишь стройным девушкам, а упитанные тетки смотрятся в подобных ансамблях просто кошмарно. Говорят, это модно. Но что – мода? Думать же о чем-то надо! – Подходил? – Что? – переспросил Тимофей. – Подходил с советом? – Да, пару раз нарывался на неприятности. Никто не любит критики! Я уже и глаза закрывал, и старался не смотреть по сторонам, но голова продолжала работать… Думаешь: вот так надо, вот так. Это происходит автоматически, помимо моей воли. Понимаешь? – Понимаю, – тихо сказала Катя. Они уже находились рядом с ее домом. Царева попросила не заезжать во двор. Тимофей безмолвно повиновался. – Какой милый старый домишко! – Он смотрел из окна автомобиля на двухэтажное здание. – Очень милый. По-моему, здесь место сборища алкоголиков со всего района. – Ну ты даешь! – засмеялся Тимофей. – Ладно, пойду, – вздохнула она. – Поздно уже. – Наташа говорила, что ты живешь одна. – Да. – А можно я в следующий раз напрошусь к тебе в гости, когда не будет так поздно? Катя неопределенно пожала плечами. И добавила после паузы: – В следующий раз – можно. – Я раньше не спрашивал… – замялся Тимофей. – У Наташи что-то серьезное? Она на самом деле отравилась или… Катя молчала. – Понял, – сообразил Тимофей. – Меня учили так: не хочешь, чтобы тебя обманывали, не спрашивай. – Дело не в этом… – Катя кусала губы. – Наташа действительно очень плохо себя чувствует. – Она уже открывала дверцу машины. – Нужна будет помощь – скажи. – Хорошо. Катя, завернув за угол, оглянулась. Автомобиль Сазонова тронулся с места. Девушка невольно вздохнула. Во дворе ее дома стояла темно-синяя «девятка», а Катя не хотела, чтобы Тимофей заметил Наташину машину. Пока Царева сидела в салоне, был какой-то момент, когда ей очень захотелось рассказать Сазонову про все. Но она не могла этого сделать: обещала Наташе молчать. Богданова все это время жила в Катиной квартире: она боялась ехать домой. На нее страшно сделалось смотреть: Наташа не причесывалась, не умывалась, отказывалась есть. Катя насильно пыталась покормить ее, но все было бесполезно. Из Богдановой как будто вынули стержень: черты лица – те же, но погас огонь в глазах, исчезло то неуловимое обаяние, которым она обладала. |