Онлайн книга «Серп языческой богини»
|
– Что смотришь? – Мама не сразу замечает ее. – Кровать заправила? А лицо чистое. Он не хочет, чтобы кто-то догадался. Раздается звонок, и мама вздрагивает, роняет сигарету и бутылку с уксусом опрокидывает. Бутылка разбивается, и запах становится невыносим. – Проклятье! Не стой! Тряпку неси. Мама отвешивает подзатыльник, и от этого обидно. Но тряпку надо принести, пока уксусная вонь не въелась в одежду, что развешена здесь же, в ванной. Такого он точно не простит. Пока она возится с тряпкой, собирает крупные осколки в ладоши, мама идет к двери. – Чего тебе? – Сухой недовольный голос. Мама не любит гостей. Гости – дармоеды, а ему тяжело зарабатывать на жизнь. Возможно, поэтому он такой и злой. – Да у нас все в полном порядке! – Маша… – Этот голос заставляет бросить и тряпку, и стекла. – Тетя! – Она бросается в коридор и прыгает на шею. – Тетя Нюра приехала! Сразу становится хорошо. От тети пахнет карамелью и булочками. Волосы у нее кучерявые, как у соседской собаки, а платье – нарядное, в горошинки. Тетя привозит молоко и кефир – стеклянные бутылки с крышечками из фольги, – а еще иногда халву в бумажном промасленном кулечке. – В комнату иди, – говорит мама. И тетя, обнимая ее одной рукой, идет в комнату. – Ну как вы тут? Рассказывай. – Она убирает волосы со лба и пальцами расплетает колтуны. – Какая ты неряха! Разве ж можно так? Уже полдень, а ты все в пижаме… и зубы не чистила. Так? Стыдно. И она бежит исправляться. Ей хочется сделать тете приятное. Она быстро заправляет кровать, меняет пижаму на цветастое платьице, подаренное тетей же. Платьице тесновато, но оно – самое нарядное из всех. А ей хочется быть красивой. Для тети. – Не о себе, так о ребенке подумай! – Голос у тети густой. Он заполняет комнату и прогоняет страхи. Вот бы тетя осталась до ночи… Он бы не посмел при ней. – Не лезь в мою жизнь! – Смотреть, как ты себя уродуешь? Как ее уродуешь? – Он – отец! Имеет право. – Он – урод, которому только и сдохнуть… Голоса стихают, но она все равно не решается выйти, ждет, пока тетя не окликнет: – А где это наша девочка потерялась? – Я тут! Обедали молоком и булкой, и халвой, и шоколадными конфетами, про которые тетя сказала, что их получилось достать по блату. А уходя, тетя сказала: – Подумай. Будет только хуже. – Думала, – огрызнулась мама, отводя взгляд. – Ну разведусь, и что? Одной быть? Кому я нужна с довеском-то? Тяжелая ладонь легла на голову. – Да и любит он меня… – Смотри, как бы до смерти не залюбил. Без тети в квартире становится пусто. Несколько секунд мама смотрит в дверь, потом вдруг больно дергает за волосы и спрашивает: – В ванной убралась? Все идет по-старому… День. Вечер. И только ночью в наступившей тишине она понимает – стальные сверчки замолчали. Что-то случится… Он пришел позже обычного. И не кричал, не искал повода – просто ударил. Ломалась мебель. Звенела посуда. Возились, пыхтели люди, а она пряталась под кроватью, зная, что спрятаться совсем-совсем не выйдет. А когда наступило утро и он ушел, в комнату заглянула мама и сказала: – Вылезай. Собирайся. Мы уезжаем. Ее лицо в кровоподтеках было страшно. Распухшие губы, заплывший глаз и щеки лиловые, как будто испачканные свеклой. Одевалась она быстро, едва-едва сдерживая радостный крик: уезжают! Куда? Конечно, к тете! Куда же еще, как не к тете! И он никогда не найдет их! Какой замечательный день… Пусть даже на улице дождь. Пусть холодно и ботинки промокли. А мама идет так быстро, что приходится бежать за ней. И еще в руку вцепилась. Больно… но она потерпит. Она согласна на такую боль. Автовокзал. Автобусы – серые гусеницы в тенетах дождя – разноцветные зонтики и голуби мерзнут под старой крышей. Запах солярки. Мама поднимает воротник пальто, отворачивается от людей. Дорога. Рисунки на запотевшем стекле. Елочка. Дом. Тетя Нюра. – Мам, а долго еще? Слепой растерянный взгляд и ответ: – Потерпи. Она терпит и засыпает, убаюканная дождем и дорогой. Будит мама: – Выходим. Дождь прекратился. Сумерки. Деревня. Столб с указателем, но буквы стерты темнотой и временем. Доносятся мычание и лай. – Идем. – Мама держит крепко. – Да шевели ты ногами! Она шевелит, только ноги устали. Но, наверное, уже совсем скоро. В доме тети Нюры тепло. И, конечно, пахнет молоком. А в холодильнике лежит халва в промасленном кулечке… Забор. Калитка. Пес, бросившийся под ноги и откатившийся от маминого пинка. Дверь, разбухшая и вонючая. Стучать приходится долго, но дверь все-таки открывают. – Это я, – говорит мама кому-то. – Я больше так не могу. Тети Нюры в доме нет, зато есть другие люди, и их много. Дети. Взрослые. Никто не рад маме и ей тоже, но наливают супа и накладывают холодной картошки, которая после дороги кажется вкусной. Она ест. А мама разговаривает со старухой, чьи волосы убраны под цветастый платок. – А ты терпи. Помолися и терпи! Мать отвечает вполголоса и зло, то и дело касаясь разбитых губ. Потом не выдерживает: – Не бойтесь, тетушка. Мы вас не потесним. Нам только переночевать, а завтра… Она засыпает прямо за столом, больше не слышит ничего и никого. Наверное, к лучшему. Наступает утро. Ее будят, заставляют умыться ледяной водой, про которую говорят, что она колодезная, полезная. Но ей холодно и дрожь бьет. Дрожь не уходит даже после завтрака – слабый сладкий чай да кусок батона с засахарившимся вареньем. На улице дождь. За серой пеленой его не видать ни домов, ни дороги, по которой чеканным шагом идет человек в дождевике и высоких рыбачьих сапогах. Мама с трудом поспевает за ним, а она – за мамой. Человек выводит к старенькому мотоциклу с коляской. Ехать легче, чем идти. Останавливается на берегу. Она смотрит на черную-черную воду, гладкую, как стекло. Дождь не смеет ее тревожить, он словно висит над озером. – Сиди смирно. Не ерзай, – это первые мамины слова. Человек снимает чехол с лодки и сталкивает ее в воду. На берегу остается глубокий след, почти как рана на пожухшей траве. Шелестит вода. Человек забирается в лодку и достает тяжелые весла, закрепляет их в уключинах. Берег быстро исчезает. Лодка ползет по черному стеклу озера. Человек работает веслами, то наклоняясь вперед, то откидываясь, почти ложась на нос лодки. Всхлипывает вода. |