Онлайн книга «Инспектор и бабочка»
|
Чучо изучал фотографии несколько минут, шевелил губами и закатывал глаза, как будто что-то припоминая. Спеси в нем явно поубавилось, и Субисаррета уже предвидел неутешительный для себя ответ. – Значит, не сталкивались? – Нет. – Жаль. – Э-э… Конкретно с этой не сталкивался, но видел кое-что похожее. – Рассказывайте подробно. – Рассказывать особо нечего. У меня в салоне пару лет назад убирался один тип, африканец, уж не помню, как его звали. Знаю только, что он выходец из племени… – тут Чучо сделал паузу: – …Бабонго. Кажется, так. Бабонго. Запомнил только потому, что слово похоже на слово «бонг»… Э-э… «бонго». Сказав это, Чучо скосил глаза на инспектора: правильное ли слово он употребил? И правильно ли понял его значение Субисаррета? Кое-что о бонге Икер слыхал от мазилы-растамана Йонатана, счастливого обладателя целой коллекции бонгов – стеклянных емкостей для курения марихуаны. Бонгами или бонго назывались еще и маленькие барабаны, так что лучше не пугать Чучо и принять его музыкальную версию. – Бонго – это барабаны, так? – Точно! – Чучо вздохнул с облегчением. – Тот парень был из племени бабонго, и у него имелась татуировка, похожая на вашу с фотографии. Не совсем, конечно, но сходства больше, чем различий. – И… где находилась татуировка? На какой части тела? – На пояснице. – Он всем демонстрировал свою поясницу или только избранным? – Не думаю, что он вообще ее кому-то демонстрировал. Я и то увидел ее случайно. Пришел утром чуть раньше, чем приходил обычно, а кондиционер у нас накрылся, такое иногда бывает. Вот и увидел своего африканца голым по пояс, он как раз драил полы. – Он рассказал вам о значении татуировки, этот ваш африканец? – В том-то и дело, что нет, хотя мне было любопытно, не скрою. С профессиональной точки зрения… Я даже спросил его, что означает тату. Но отреагировал он неадекватно. – Неадекватно? Это как? Он смутился? – Он испугался. – Почему? – Откуда же мне знать? Но выглядело это все так, как будто я увидел то, что видеть мне не положено. – Он ничем не объяснил свой испуг? – Он плохо волок и по-баскски, и по-испански. Вроде бы все понимал, но практически не говорил. Меня это не смущало, потому что салон он держал в чистоте, а что еще требуется от уборщика? – Пожалуй, что ничего. – Вот и я так думаю. В общем, он сразу же набросил на себя свое тряпье, лишь бы прикрыть поясницу. И чуть не плакал, да. – А потом? – Да ничего. Он произнес еще какое-то слово… – Какое? – Вот его я точно не вспомню. И даже если вспомню, не воспроизведу. – А вы постарайтесь. Чучо снова закатил глаза и снова пошевелил губами, но напрасно инспектор ждал ответа. – Нет. Я уж тем более в бабонговском диалекте не волоку. – Ну, хорошо. А этот парень еще работает у вас? – Давно уволился. Едва ли не на следующий день после случившегося. И больше я его не видел. Да и не вспоминал вплоть до нашего с вами разговора. Только я думаю, что это какая-то секта. А татуировка – опознавательный знак. – Все может быть, – Субисаррета забарабанил пальцами по альбому с татуировками. – В любом случае спасибо, что помогли. И если вы когда-нибудь вспомните то слово… – Это вряд ли… – …дайте мне знать. Выпроводив Чучо, инспектор тут же вспомнил о единственном знакомом ему специалисте по Африке – Энеко Монтойе. Дарлинг и Исмаэля он сознательно вывел за скобки: во-первых, потому, что не хотел лишний раз раздражать женщину, ясно давшую понять ему, что встречи нежелательны. А Исмаэль… Вряд ли его мнение относительно встреч так уж отличается от мнения Дарлинг, да и прощание с троицей вышло довольно прохладным. И если Субисаррета снова попытается мозолить им глаза, не факт, что они не пошлют его в вежливой форме. А может, и не совсем в вежливой. Нет, для встречи нужен гораздо более веский повод, чем консультация по поводу африканских племен. «БАБОНГО» – вывел Субисаррета на листке бумаги, после чего заключил слово в овал. Затем добавил к овалу несколько острых лепестков, отдаленно напоминающих лепестки хризантемы (привет костяным пуговицам албанки-горничной). Затем наступила очередь стебля и пары стрельчатых листьев, и только после этого инспектор набрал номер Энеко. – Инспектор Субисаррета, – заявил Икер в трубку. – Мы встречались с вами в «Аита Мари»… – Вы хотя бы иногда смотрите на часы, инспектор? – фраза прозвучала не слишком дружелюбно, но и трубку Энеко не бросил. Уже хорошо. – Вот черт, я и не заметил, что уже ночь… – Возникли вопросы? – Пока только один. Бабонго. Меня интересует все, что вы знаете о племени бабонго. Фраза, последовавшая после еще одной, на этот раз более продолжительной паузы, удивила инспектора: – Разве мы не говорили с вами о бабонго? – Насколько я помню, нет. – Странно… – Мы говорили о культе бвити. И о наркотическом растении ибога. О бабонго не было сказано ни слова. – Тем более странно… – Что именно? – Что я не упомянул о бабонго. Ведь бабонго и есть основные носители культа. Это племя пигмеев, живут они в лесах Габона… – А как насчет того, что кое-кто из этого племени мог оказаться здесь? – Здесь – это где? – В Сан-Себастьяне. – Исключено. – Исключено? – Скажем, весьма и весьма проблематично. Бабонго находятся на низшей с точки зрения цивилизационных благ ступени развития, живут исключительно за счет охоты и собирательства. И это – закрытое сообщество. – Ну, а если предположить невероятное? – Стоит ли? – Значит, вы исключаете такую возможность? – Вы задержали кого-то, имеющего отношение к племени? Я бы с удовольствием встретился с этим человеком. И тогда мы могли бы поговорить более предметно… – Мы и так можем поговорить предметно. Что еще вам известно о бабонго? – Тот, кто видел другое, – нараспев произнес Энеко, и Субисаррета почувствовал, что у него заломило в ушах, а по спине побежали мурашки. То же самое он испытал совсем недавно, на борту «Candela Azul», когда маленький ангел напугал его насекомо-звериным рыком. Почему вдруг посреди разговора с Монтойей он вспомнил о Лали? Лали видит другое. Она видит в горничной червя Раппи, покойного Кристиана назвала Хлеем (что значит «измененный»), а Виктора Варади – Амади. Значение этого имени пока неизвестно Субисаррете, но, наверняка, оно имеет двойное дно. Лали проникает в суть вещей или в то, что кажется ей сутью, не это ли есть – «видеть другое», скрытое от глаз? |