
Онлайн книга «Последнее дело Пуаро»
— Он, конечно, знает, — сказала мне сиделка Кравен, — что его жена просто притворяется. — А может, у неё действительно что-то не в порядке? — Что с ней может быть? Температура у неё нормальная, пульс просто великолепный. Это обыкновенное притворство, вот и всё. Кравен была взбешена и говорила более дерзко, чем обычно. — Ей нравится вмешиваться в жизнь других, постоянно беспокоить их. Ей бы хотелось, чтобы все весь день бегали только вокруг неё? чтобы даже сэр Уильям чувствовал себя виноватым, поскольку, видите ли, — «переутомил её вчера». Вот что это за человек. Сиделка Кравен считала, что её пациентка просто невыносима. Я понял, что миссис Фрэнклин чрезвычайно грубо ведёт себя с ней, что она из того разряда женщин, кого сиделки и слуги инстинктивно не любят — не из-за хлопот, которые они доставляют, а за их манеру поведения и отношение к людям. Поэтому, как я уже отмечал, никто из нас не отнесся серьезно к её жалобам на недомогание. Единственным исключением был Бойд Каррингтон, который ходил с видом маленького мальчика, только что наказанного. Сколько раз впоследствии я вспоминал события того дня, пытаясь припомнить что-нибудь необычное, какие-то мелкие детали, особенности поведения, которые выходили бы из привычных рамок. Разрешите мне ещё раз восстановить события того дня. Бойд Каррингтон, как я уже отмечал, чувствовал себя неловко. Он считал, что накануне был слишком деятелен и эгоистичен, не беспокоился о слабом здоровье миссис Фрэнклин. Несколько раз он осведомлялся о состоянии её здоровья, а сиделка Кравен, будучи не в лучшем настроении, отвечала ему ехидно и зло. Он даже побывал в деревне и купил там коробку шоколадных конфет, но её отослали обратно. «Миссис Фрэнклин терпеть не может шоколад», — передали ему. В расстроенных чувствах он принёс коробку в курительную комнату. Мы с Нортоном помогли ему опустошить её. Нортона в то утро, как мне сейчас кажется, мучила какая-то мысль. Он был необычайно рассеян, временами морщил лоб, как будто пытался что-то вспомнить, и машинально ел конфету за конфетой. Погода резко испортилась. С десяти часов утра дождь лил как из ведра. Обычно в дождливый день у всех мрачное, подавленное настроение, чего нельзя было сказать о нас. Мы, напротив, почувствовали какое-то облегчение. В полдень Кёртисс отнес Пуаро вниз, в гостиную. Элизабет Коул была очень мила, сыграла ему на рояле Баха и Моцарта — любимых композиторов моего друга. Примерно без четверти час из сада показались Фрэнклин и Джудит. Она была бледной, молчаливой, какой-то натянутой. Погруженная в себя, она окинула нас рассеянным взглядом и вышла. Фрэнклин же присоединился к нашей компании. Он выглядел как человек, едва сдерживающийся. Помню, я что-то сказал относительно того, какое облегчение чувствуешь в дождливую погоду. Фрэнклин на это ответил: — Да. Бывают времена… когда что-то должно произойти… Я почувствовал, что он говорит отнюдь не о погоде. Он неловко задел стол и рассыпал шоколадные конфеты. Со своим обычным отсутствующим видом, он извинился, обращаясь при этом скорее не к нам, а к коробке конфет. Затем Фрэнклин наклонился и собрал рассыпавшиеся конфеты. Нортон заметил, что у него наверняка было чересчур насыщенное утро. — Нет, нет, что вы! — по-мальчишески, очень живо улыбнулся Фрэнклин. — Я, наконец, понял, что шёл по не правильному пути, а результатов можно достичь гораздо проще. Пожалуй, мне нужно сделать небольшой срез. Он стоял, покачиваясь с пятки на носок. Взгляд у него был отсутствующий, но решительный. — Да, небольшой срез. Пожалуй, это лучший способ. 3 К середине дня погода неожиданно улучшилась. Показалось солнце, подул прохладный, свежий ветерок. Миссис Латрелл снесли вниз и усадили на террасе. Она была доброжелательна, менее болтлива, чем обычно, в голосе не чувствовалось никакой язвительности. Нежно, как-то любя, она подшучивала над своим мужем. Полковник, сияя, не сводил с неё глаз. Было очень приятно видеть их в таком хорошем настроении. Пуаро также позволил снести себя вниз, и он тоже был в хорошем настроении. Мне кажется, он был рад видеть улыбающихся супругов. Полковник даже помолодел. Исчезла его нерешительность, он уже не дёргал себя за усы, и даже сказал, что неплохо бы вечером сыграть в бридж. — Дейзи скучает без бриджа. — Да, это так, — согласилась миссис Латрелл. Нортон заметил, что это может утомить её. — Мы сыграем только один роббер, — сказала миссис Латрелл и добавила, прищурив глаза: — Я буду вести себя хорошо и не буду набрасываться на бедного Джорджа. — Дорогая, я и так знаю, что я потрясающий игрок! — Ну и что из этого? — спросила миссис Латрелл. — Дразнить и задевать тебя доставляет мне удовольствие. Все рассмеялись, а миссис Латрелл продолжала: — Я знаю все свои недостатки, но я не собираюсь отказываться от них ни за что на свете. Джорджу приходится мириться с этим. Полковник Латрелл смотрел на неё с довольно бессмысленным выражением лица. Я думаю, то обстоятельство, что Латреллы в тот день были в хорошем настроении, прекрасно понимали друг друга, в конечном итоге привело к дискуссии о браке и разводах. Становятся ли мужчины и женщины действительно счастливее от свободы, получаемой в результате развода, и не лучше ли переждать какой-то период раздражения, отчуждения или же тревог, вызванных вмешательством третьего лица, чтобы возобновилась былая любовь и дружба. Интересно отметить, что точки зрения людей отличаются в зависимости от их жизненного опыта. Моя собственная семейная жизнь была невероятно удачной и счастливой. Я человек старого воспитания, но, всё, равно, был за развод — разорвать и начать всё заново. Бойд Каррингтон, который был несчастен в семейной жизни, напротив, высказывался за неразрывный брак. «Семья, — заявил он, — основа государства». Нортон, старый холостяк, встал на мою сторону. Фрэнклин — типичный современный ученый, как ни странно, резко высказался против развода, так как это противоречит его идеалам. По его мнению, каждый должен иметь определённые обязанности и неукоснительно их выполнять. «Брачный контракт, — сказал он, — есть контракт, который каждый подписывает по собственной воле и обязан соблюдать его». Всё остальное: свободную любовь, адюльтер, он назвал чепухой. |