Книга Последнее дело Пуаро, страница 28 – Агата Кристи

— Конечно, миссис Фрэнклин.

Сиделка Кравен нисколько не возмутилась, вела себя профессионально и сдержанно. Она вышла из комнаты.

— Да, Билл, пожалуйста, идите, я ужасно устала, — сказала миссис Фрэнклин.

Бойд Каррингтон был очень встревожен.

— О, Барбара, я как-то не подумал, что это такая нагрузка для вас. Я так виноват. Я — набитый дурак. Вам не следовало переутомляться.

Миссис Фрэнклин одарила его ангельской улыбкой мученика.

— Я не хочу ничего говорить. Я ненавижу быть усталой.

В некотором замешательстве мы оба вышли из комнаты, оставив женщин одних.

— Какой я дурак! — сокрушенно воскликнул Бойд Каррингтон. — Барбара выглядела такой весёлой и живой, поэтому я совершенно забыл, что ей нельзя переутомляться.

— О, я думаю, — заметил я, — она отдохнёт и завтра всё будет в порядке.

Мы спустились вниз. Я колебался, идти к себе или к Пуаро, который меня ждал. Впервые за всё время мне не хотелось идти к нему. Я был так занят своими мыслями, что мне было ни до чего.

Я медленно шёл по коридору.

Из комнаты Аллертона раздались голоса. Не думаю, что я сознательно хотел подслушать, хотя и остановился на минуту около дверей его комнаты. Дверь вдруг открылась, и вышла моя дочь Джудит.

Она замерла, увидев меня. Я схватил её за руку, и потащил в свою комнату. Я был ужасно зол.

— Зачем ты заходила в его комнату?

Она посмотрела мне прямо в глаза. В ней не чувствовалось раздражения, только холодность. Несколько секунд она молчала.

Я опять схватил её за руку.

— Я не потерплю этого, говорю тебе. Ты не понимаешь, что делаешь.

— Я думаю, у тебя пошлый склад ума, — язвительно произнесла она.

— Как сказать. Ваше поколение любит унижать нас, но у нас, по крайней мере, были определённые принципы.

Пойми, Джудит, я запрещаю тебе иметь какие — либо дела с этим человеком.

Она пристально посмотрела на меня и спокойно произнесла:

— Понимаю. Так вот в чём дело.

— Ты любишь его?

— Да.

— Ты не знаешь, что это за человек. Не знаешь! Затем слово в слово я передал ей всё, что услышал об Аллертоне.

— Теперь ты понимаешь, — сказал я, — что это подлое животное.

Казалось, её не тронул мой рассказ. Она презрительно усмехнулась.

— Уверяю тебя, никогда не считала его святым.

— Разве это не имеет для тебя никакого значения? Джудит, ты не можешь быть такой испорченной.

— Называй это как хочешь.

— Джудит, ты не.., ты не…

Я не мог произнести этих слов. Она вырвала свою руку.

— Послушай, отец. Я делаю то, что считаю нужным. Не запугивай меня. Не нужно проповедей. Ты не сможешь остановить меня.

В следующий момент она выбежала из комнаты.

Ноги мои дрожали. Я опустился на стул. Всё было хуже, гораздо хуже, чем я предполагал. Мне не к кому было обратиться за помощью. Её матери, единственного человека, который мог бы помочь, уже не было в живых. Теперь всё зависело от меня.

Не думаю, что я когда — либо страдал так сильно, как в те минуты…

4

Наконец я заставил себя подняться, умылся, побрился, переоделся и спустился к обеду. Вёл я себя, как мне кажется, обычно. Никто, по-моему, ничего не заметил.

Джудит бросала на меня странные взгляды. «Она, должно быть, смущена», — подумал я.

С каждой минутой я чувствовал себя всё более и более решительным.

Единственное, чего мне не хватало — храбрости и сообразительности.

После обеда мы вышли в сад, посмотрели на небо, посетовали о духоте и пришли к выводу, что будет гроза. Краем глаза я заметил, что Джудит скрылась за углом дома. Вскоре в том же направлении поспешил Аллертон.

Поспешно закончив разговор с Бондом Каррингтоном, я двинулся вслед за ними. Нортон, как мне кажется, пытался остановить меня. Он взял меня под руку и предложил прогуляться к розарию. Я не обратил на это никакого внимания. Вместе со мной он завернул за угол.

Да, они были там. Я видел, как Аллертон наклонился к Джудит, обнял её и поцеловал в губы. Затем они резко отпрянули друг от друга.

Я сделал шаг вперёд. Нортон силой удержал меня и затащил за угол.

— Послушайте, вам не следует… — начал он.

— Следует, — прервал я его. — И я это сделаю.

— В этом нет смысла. Это всё очень неприятно, но всё равно вы не сможете ничего сделать.

Я молчал, и Нортон продолжал:

— Я понимаю, насколько это неприятно, как это бесит, но единственное, что вы можете сделать, — это признать свое поражение. Признать его, понимаете!

Я не возражал ему, ждал, пока он закончит. Затем твёрдым шагом вновь завернул за угол дома.

Они уже исчезли, но я смутно догадывался, что они в летнем домике, который был скрыт кустами сирени. Я двинулся в том направлении. Нортон, как мне кажется, был всё ещё со мной, но я в этом не уверен. Подойдя поближе, я услышал голоса и остановился. Я разобрал слова Аллертона:

— Ну, тогда, моя дорогая девочка, всё утрясено. Не надо больше возражать. Ты завтра поедешь в город. Я скажу, что собираюсь пару дней провести с приятелем в Ипсвиче. Ты позвонишь из Лондона и скажешь, что задерживаешься. Кто узнает о встрече в моей квартире? Ты не пожалеешь об этом, обещаю тебе.

Я почувствовал, что Нортон дёргает меня за рукав. Я повернулся и увидел его встревоженное лицо. Он потащил меня к дому. Я притворился, что уступаю ему, так как точно знал в ту минуту, что собираюсь сделать…

— Не беспокойтесь, старина, — сказал я ему. — Всё напрасно. Нельзя контролировать жизнь своих детей. Я упустил своё время.

Как ни странно, он вздохнул с облегчением.

Вскоре я заявил, что у меня головная боль и я собираюсь рано лечь спать. Он даже не подозревал, что я собираюсь сделать на самом деле.

5

На мгновение я остановился в коридоре, осмотрелся. Вокруг никого не было. Царила полнейшая тишина. Нортона я оставил внизу. Элизабет Коул играла в бридж. Кёртисс, как мне было известно, ужинал внизу. Коридор был в моём полном распоряжении.