
Онлайн книга «Человек в витрине»
— Ну а как же знаменитое «И» и число сто девяносто пять? — «И» — не совсем обычное сокращение от «Иоанн». А числа — девятнадцать и пять. — Ладно, ладно. Нам известно, что это номер такси. — Давай все по порядку. — Хорошо. Когда произошло убийство? — Между половиной двенадцатого и тремя ночи. — И в карманах одежды убитого не нашли ключей? — Да. В его карманах нашли сигареты, зажигалку и мелочь, а ключей там не оказалось. — Насколько я понимаю, о ключах пока никто не знает? — О том, что ключи пропали, известно только тебе, Фрёлику и мне. — Я прочел показания вдовы: она якобы проснулась среди ночи и заметила на полу снег. — Да, если она говорит правду. Возможно, убийца, на подошвах которого не успел растаять снег, взял у убитого ключи, поднялся на второй этаж, в квартиру Фольке-Есперсена, вошел в спальню, а потом снова вышел. — Есть другие версии? — По-моему, снег на полу оставил Фольке-Есперсен после вечерней прогулки — до того, как его убили. — Почему вы так считаете? — Потому что у убийцы вряд ли остался бы снег на подошвах. Он ведь довольно много времени провел в магазине. Сначала затаскивал труп на витрину, потом переодевался в военную форму. Вдобавок на подошвах убитого довольно глубокие протекторы, в которые мог набиться снег. — Зачем же тогда, по-твоему, убийца украл ключи? Зачем, если не для того, чтобы воспользоваться ими? — Пропажа ключей — загадка. Либо они не украдены и по-прежнему находятся в квартире, либо убийца украл их с какой-то иной целью. — Значит, ты не считаешь, что убийца поднимался в квартиру? — Если незваный гость прокрался в спальню Ингрид Есперсен, то только затем, чтобы проверить, что она спит, а затем уйти… А может, он хотел забрать какую-то вещь, о которой она не знала и которой не хватилась бы. Скорее всего, нечто принадлежавшее ее покойному мужу. Короче говоря, снег на полу, по-видимому, все-таки оставил сам Фольке-Есперсен, когда вошел в спальню, чтобы посмотреть на жену. Фристад откашлялся, собираясь что-то спросить, но Гунарстранна его опередил: — Мы пока ничего не знаем наверняка. Ингрид Есперсен вполне могла выдумать снег на полу. — Зачем ей выдумывать? — Вот именно! Мне как-то не верится, что она нас обманывает. Разве что хочет доказать, что ключи украл убийца. Они переглянулись. — Но ведь если вдова врет насчет снега… — возразил Фристад, не докончив фразу. Гунарстранна кивнул. Фристад глубоко вздохнул: — Значит, и взлома никакого не было, потому что она же и прикончила мужа! — Твой вывод может оказаться правильным, но вот аргументация не выдерживает никакой критики, — ответил инспектор. — Я все же склонен полагать, что снег на полу оставил муж. Прокурор и инспектор снова посмотрели друг другу в глаза. — Ну и что ты обо всем этом думаешь, Гунарстранна? Что подсказывает тебе твое хваленое чутье? Вдова сама прикончила мужа? — А мотив? — задумчиво спросил Гунарстранна. — Деньги, сексуальная неудовлетворенность… приступ ярости, — ответил Фристад. — Молодая женщина выходит за мужчину гораздо старше себя. Муж отказывается от больших денег, отвергнув предложение братьев и Хиркенера. А главное, он кладет конец любовным утехам жены. Из-за этого они ссорятся… Чего-чего, а мотивов у вдовы хватает! — А возможность? — задумчиво спросил Гунарстранна. — Конечно, именно ей удобнее всего в любое время убрать старика. — Самостоятельно или с чьей-то помощью? — С любовником — она держит мужа, любовник наносит удар. — У любовника алиби. Фристад хрипло чертыхнулся. — Какое еще алиби? — Он живет с мужчиной — неким Сьюром Флатебю. Тот уверяет, что в интересующую нас ночь Стрёмстед не покидал постели. — Для меня, как для прокурора, подобное алиби не выдерживает никакой критики. Показания постоянного сожителя — все равно что показания супруга и потому не могут рассматриваться судом. — Согласен. Но лучше уличить сожителя во лжи под присягой, чем губить невинного человека на суде. — Сожитель в курсе, что Стрёмстед трахается с вдовой? Гунарстранна пожал плечами: — Возможно, он о чем-то догадался, раз его спрашивали, чем в ту ночь занимался Стрёмстед. — А ты расскажи ему, что Стрёмстед ему изменяет, и тогда сразу станет ясно, есть у Стрёмстеда алиби или нет. Правда, вдова могла все проделать и в одиночку. — Могла. Но мы не должны забывать и других. У Юнни Стокмо тоже нет алиби. — А мотив? — спросил Фристад. — Ведь деньги на месте; пропала только дурацкая форма. Да и о том, что форма была, нам известно лишь со слов Карстена Есперсена. Если старика убил Стокмо… Гунарстранна кивнул: — Со Стокмо загвоздка в том, что ему от смерти Есперсена никакой выгоды. Он не получает денег, и доброе имя его отца не восстановлено. Если Стокмо и убил Фольке-Есперсена, то, скорее всего, в приступе ярости. Хотя, возможно, у него имелся другой мотив, помимо фамильной чести. Загвоздка номер два: убийство в состоянии аффекта — не то же самое, что предумышленное убийство. Если все же Стокмо задумал убийство заранее, почему он в то же время не позаботился о том, чтобы восстановить доброе имя своего отца? — Ясно, — мрачно ответил Фристад. — Далее, есть еще два брата, — продолжал Гунарстранна. — У них масса мотивов. — Мотивы-то у них есть, а возможность? Кажется, оба брата тяжело больны, страдают ожирением и вообще передвигаются с трудом. — Так-то оно так, но возможность совершить преступление у них тоже имелась, — возразил Гунарстранна. — Оба старые и седовласые, как жертва. Они также являются владельцами магазина и имели полное право находиться там в любое время дня и ночи. Возможно, они пришли заранее и подождали, пока Рейдар к ним спустится. У них тоже нет прочного алиби — оба уверяют, что всю ночь провели у себя дома, в одиночестве. — Ну а физическая возможность? — Что? — Способны ли они убить родного брата? — Фристад, ты лезешь в психологию. Мы же стараемся ограничиваться фактами, наличием мотива и возможности совершить преступление. — Ладно. Продолжай! — По словам покупателей — Хиркенера и Варос, — Арвид Есперсен незадолго до того, как Рейдар был убит, сказал им, что… — Гунарстранна изобразил пальцами кавычки, — на горизонте возникла тучка, которую надо убрать. |