Онлайн книга «Ведьмак»
|
– Этих ученых нужно держать в клетках, под замком, – сердито заявил Зосима. – Все беды от них. – Не скажи. Еще есть так называемые политики. Это двуногие млекопитающиеся особого вида. Вот от них и происходят самые большие пакости. У политиков все отморожено – и совесть, и честь, и душа. Создается впечатление, что их заслали к нам с другой планеты враги землян. – Точно. При Сталине было… вспоминать не хочется. – И не нужно. Пора эту трахнутую молью личность кавказской национальности забыть в чулане. Без него хватает проблем. У нас теперь новые вожди, а идею коммунизма мы благополучно похерили. Политический диалог продолжался еще часа три – пока не подоспел гусь, который мы запекали по специальной походной технологии. Обмазав тушку птицы, нафаршированную изнутри травками Зосимы, глиной, мы засыпали ее тлеющими угольями, и пока ждали результат наших поварских ухищрений, отдали должное походной фляге с водкой, которую я всегда брал с собой – для поднятия морального тонуса. В качестве легкой закуски нам пригодилась ежевика, кусты которой, сплошь усыпанные спелыми ягодами, росли здесь в изобилии. Мясо запеченного гуся таяло во рту. Ведь при таком способе готовки весь сок птицы и ее жир остается внутри, поэтому вкус продукта получается просто потрясающим. А если учесть, что мы обедали на природе, в тенечке, то и вовсе станет понятным наше состояние полного блаженства и умиротворенности. Перекусив, как следует, Зосима закурил трубку, на это раз набив ее голландским табаком. Я невольно позавидовал ему – по окрестностям потянуло медовым запахом, и мои сигареты вдруг показались мне какими-то пресными и чересчур слабыми. – Где сегодня отаборимся на ночь? – спросил я, с сожалением посмотрев на остатки нашего пиршества. С виду упитанный и габаритный гусь на поверку оказался не таким уж и большим. Похоже, нам придется хорошо постараться, чтобы не остаться без ужина. Мы надеялись оставить несколько кусков мяса на вечер, но как-то так получилось, что съели все без остатка. – А где бы ты хотел? – парировал мне Зосима. – Домой возвращаться не хочется… – Что там делать, – охотно согласился мой добрый друг. – Неплохо бы нам дня три-четыре побыть в лесу. – Это почему? – спросил с внезапно вспыхнувшим подозрением. Зосима замялся, но под моим суровым взглядом начал колоться: – Черные по деревне ходили… расспрашивали… – ответил он неохотно. – Да ну? Ишь ты, зашевелилось змеиное гнездо… И что их интересовало? – Дык, это, не появились ли у нас чужие люди. – К тебе тоже заходили? – Да. Ни свет, ни заря. – И что ты им ответил? – Чужих в деревне нет. Кроме вас, соколики. – Так и сказал? – спросил я недоверчиво. – А что мне с ними, детей крестить? К тому же ты не чужой, а наш. Это им тут делать нечего, они пришлые… христопродавцы! – Ты… знаешь?… – Догадался, – буркнул Зосима. – Всех черных петухов в округе извели, режут да перья и кости на кострах жгут. Правда, хорошие деньги за кочетов платят. Вот бабы-дуры и несут… – Ты что, знаком с оккультизмом? Откуда знаешь, что они перья и кости сжигают? – И кровь пьют, – неумолимо продолжал Зосима, побледневший от волнения. – У меня есть нос и уши. Я все чую и слышу. А что не увижу, то домыслю. Или… – Он вдруг умолк. – Что – или? – не отставал я. – Мне ОНИ все расскажут, – шепотом ответил Зосима, кивком головы указав в сторону ДЕРЕВА. – Конечно, если захотят. – Понял. – Я ухмыльнулся. – Там и впрямь находится большой дубовый Буратино. Только нам от этого не легче. Эти черные вороны – очень неприятные типы. И похоже, весьма опасные. – Им тут долго не быть, – уверенно заявил Зосима. – Ты что, гадал на картах? – ОНИ ожили, – снова указал Зосима в сторону дуба-патриарха. – Это добрый знак. В беде нас не оставят. – А я так думаю, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. С этой гнусной сектой надо кончать. Загадили своим присутствием всю нашу округу. Вонючки. – Ты думаешь, что с ними легко покончить? – В голосе Зосимы прозвучал скепсис. – Отнюдь. Но да обрящет ищущий. На худой конец, попрошу помощи у наших общих корешей. На такие дела они мастаки. – Это ты о ком? – Чижик-пыжык, где ты был… – спел я начало стариной детской песенки. – А-а… – понял Зосима. – Рыбаки с электроудочкой. Те, что построили беседку и причал… – Ну да. Теперь такие считаются хозяевами жизни. Думаю, Лагин-Чиж не откажет другу разлюбезному, то бишь мне, в маленькой просьбе. И его банде развлечение, и нашей деревне корысть. Мне он задолжал много, даже очень много, – свою никчемную жизнь. Так что пусть отдает должок. Как по мне, так надо вообще сжечь на хрен избу Киндея, чтобы она больше людей не смущала. – Дык, это, пустые слова говоришь, – с осуждением сказал Зосима. – Сжечь не получится. – Как тебя понимать? – Изба заколдованная. Право слово. – Я так и знал! «В заколдованных, дремучих, страшных Муромских лесах всяка нечисть бродит тучей, на проезжих сеет страх…» Нет, мы точно возвращаемся к невежественному средневековью. Зосима, смотри на жизнь проще. Зри в корень. Все, нету больше никаких Соловьев-разбойников и колдунов-вещунов. Остались лишь чиновники. Правда, они пострашнее гоголевского Вия – как позырят своими ненасытными глазищами, так рука сама в карман лезет, чтобы дать им мзду. – Это ты так считаешь, что нет, – не соглашался со мной Зосима. – Потому как городской. Там машины, тротуарная плитка, паркет. Все живое закатано под асфальт. А здесь – вольная природа. Она существует по своим законам, нам непонятным. И долго терпеть надругательство над собой не позволит. – Тебя нужно записаться в «Гринпис». В этой конторе ты со своим видением окружающего мира произведешь фурор и станешь главным закоперщиком. – Куда записаться? – не понял Зосима. – Есть такая международная организация, которая защищает природу. Правда, толку от нее… Глас вопиющего в пустыне. Но энтузиастов там любят. Может, даже зарплату тебе будут платить. Ты когда-нибудь получал зарплату? Я не говорю о пенсионных деньгах. – Нет, не получал, – сердито ответил Зосима. – Нам в колхозе писали трудодни. А на них выдавали зерно, сахар, подсолнечное масло… если, все это, конечно, было в колхозном амбаре. – А если не было? – Тогда мы шли, и сами брали… с полей. – Воровали, значит, – констатировал я с иезуитской усмешкой. |