Онлайн книга «Врата судьбы»
|
– Перепись может оказаться весьма полезной, если тебе известна точная ее дата, – заметил Томми. – Ты хочешь сказать, что можно это проверить? – Ну конечно. Если речь идет о каком-то конкретном человеке, это совсем нетрудно сделать. – Они вспомнили, что в тот вечер шел разговор о Мери Джордан. Все говорили о том, как она им раньше нравилась, какой славной девушкой она казалась. Они никогда в жизни не поверили бы… ну, ты же знаешь, что говорится в таких случаях. А потом еще: «Она же наполовину немка, нужно было хорошенько подумать, прежде чем ее нанимать». Таппенс поставила перед собой чашку кофе и поуютнее устроилась в кресле. – Что-нибудь важное? – спросил Томми. – Ничего особенного, – ответила Таппенс. – Впрочем, возможно, что-то и есть. Во всяком случае, им это было известно. Большинство из них слышали эту историю от своих старших родственников или еще от кого-нибудь. Рассказывались всякие случаи о том, как куда-то прятали или где-то находили какие-то вещи. В частности, о чьем-то завещании, спрятанном в китайской вазе. Что-то говорилось об Оксфорде и Кембридже, хотя не понимаю, как можно что-то спрятать в Оксфорде или Кембридже. Весьма маловероятно. – А может, у кого-то был племянник-студент, – предположил Томми, – который и увез нечто важное в Оксфорд или Кембридж. – Возможно, конечно, однако маловероятно. – А о самой Мери Джордан что-нибудь говорилось? – Только на уровне слухов – о том, что она была немецкой шпионкой. Никто не знал ничего определенного, только слышали – от тетушки, бабушки, мамашиной кузины, от приятеля дядюшки Джона, который служил во флоте и наверняка все знал об этом деле. – А о том, как она умерла, говорили? – Причиной ее смерти считали наперстянку, которую по ошибке приняли за шпинат. Все отравились, но остались в живых, а она умерла. – Интересно. Та же самая история, только другой антураж. – Слишком много высказывалось разных соображений, – продолжала Таппенс. – Одна из женщин, – кажется, ее зовут Бесси – сказала: «Я об этом слышала только от моей бабушки, она иногда об этом рассказывала, но все это случилось задолго до нее, и я уверена, что она что-нибудь да напутала». Понимаешь, Томми, когда все говорят одновременно, то невозможно ничего понять, все путается. Много говорилось о шпионах, об отравлениях во время пикника и так далее. Я не могла выяснить точную дату происшедшего – кто же может точно назвать дату, если он услышал эту историю от своей бабушки. Если она говорит: «В то время мне было шестнадцать лет, и я была просто потрясена», ты не имеешь ни малейшего понятия о том, сколько ей лет сейчас. Возможно, она скажет, что ей девяносто – старушки после восьмидесяти любят прибавлять себе лишние годы, – а вот когда ей семьдесят, она непременно скажет, что ей пятьдесят два. – Мери Джордан, – задумчиво проговорил Томми, цитируя Александра Паркинсона, – умерла не своей смертью. Он что-то подозревал. Хотелось бы знать, не сообщал ли он о своих подозрениях полиции. – Ты имеешь в виду Александра? – Да. Вполне возможно, что он слишком много болтал и потому умер сам. От него ведь очень многое зависело, верно? – Мы знаем точную дату его смерти, потому что она указана на могильной плите. Что же касается Мери Джордан, то мы до сих пор не знаем, когда она умерла и почему. – Но в конце концов узнаем, – сказал Томми. – Если составить списки разных имен, с указанием дат и прочих сведений, то просто удивишься. Удивишься, сколько можно узнать, сопоставляя различные данные и случайные реплики. – У тебя так много полезных знакомых, – с завистью заметила Таппенс. – У тебя тоже. – Да нет, не так уж много. – Как же не много? Они у тебя действуют, – сказал Томми. – Ты отправляешься в гости к старушке, взяв с собой книгу дней рождения. Потом я узнаю, что ты виделась с кучей стариков и старушек в доме для престарелых – или как он там называется – и узнала все, что случалось во времена их бабушек – родных и двоюродных, какого-нибудь крестного, дядюшки Джона, а может быть, и старого адмирала, который рассказывал истории о шпионаже. Дай только зацепиться за какую-нибудь дату, что-то узнать и уточнить, и – как знать? – что-нибудь может получиться. – Хотелось бы выяснить, кто были эти студенты, которые что-то там спрятали в Оксфорде или Кембридже. – На шпионаж это не похоже, – заметил Томми. – Нет, не похоже, – согласилась Таппенс. – А что, если обратиться к докторам и старым священникам, попробовать их расспросить? – предложил Томми. – Впрочем, не думаю, что это способно нас куда-нибудь привести. Слишком все это далеко, а нам почти ничего не известно. Мы не знаем… Кстати, Таппенс, больше с тобой ничего подозрительного не случалось? Были еще попытки? – Ты хочешь спросить, не покушался ли кто-нибудь на мою жизнь за последние два дня? Нет, никто не покушался. На пикники меня не приглашали, тормоза у машины в полном порядке, в кладовке, правда, имеется средство для борьбы с сорняками, но банка даже еще не откупорена. – Айзек держит ее под рукой, с тем чтобы угостить тебя, когда тебе захочется съесть бутерброд. – Бедненький Айзек, – сказала Таппенс. – Не нужно так плохо говорить о нем. Он становится моим лучшим другом. Кстати, интересно… это мне напоминает… – О чем напоминает? – Не могу вспомнить. Когда ты говорил про Айзека, мне вспомнилось… – О господи, – вздохнул Томми. – Про одну старушку говорили, – сказала Таппенс, – что она каждый вечер перед сном все свои драгоценности складывала в перчатку. Кольца, серьги и все прочее. А про другую говорили, что она пользовалась миссионерской копилкой. Знаешь, есть такие фарфоровые штуки со специальной этикеткой «Для падших и заблудших». Однако деньги, разумеется, предназначались отнюдь не для падших и заблудших. Она опускала туда пятифунтовые бумажки, копила их на черный день, а когда копилка наполнялась, покупала себе другую, а старую разбивала. – А пять фунтов наверняка тратила, – заметил Томми. – Вполне возможно, что так оно и было. Моя кузина Эмлин, бывало, говорила: «Никто не станет красть у падших и заблудших, а также у миссионеров. Если кто разобьет такую копилку, кто-нибудь непременно это заметит». – Не попадались ли тебе старые проповеди среди книг, когда ты их разбирала? – Нет. А что? |