Книга Врата судьбы, страница 57 – Агата Кристи

– Не то чтобы работал постоянно, а так, иногда помогал ему. Я не слишком много понимаю в этих делах. Да и он, похоже, не слишком много знал. А разговаривали мы много, он все рассказывал про старые времена, как тогда было все прекрасно. Говорил, например, что был старшим садовником у мистера Болинго. Знаете, у того самого, что жил дальше по реке. Огромный дом у него был. Теперь там школа. Так вот, уверял, что служил там старшим садовником. Только бабка моя, бывало, говорила, что ни одному его слову верить нельзя.

– Ладно, неважно, – сказала Таппенс. – Мне просто хотелось достать кое-что из этой так называемой оранжерейки.

– Вы говорите про тот сарай, что со стеклянными стенами? Этот КК?

– Совершенно верно, – подтвердила Таппенс. – Так ты, оказывается, даже знаешь ее название?

– Да его завсегда так называли. Все это знали. Говорили, что это на японском языке. Не знаю только, верно это или нет.

– Ну пошли, – сказала Таппенс. – Пойдем туда.

Отправились целой процессией: Томми, Таппенс и пес Ганнибал, а в арьергарде следовал Альберт, который оставил не мытую после завтрака посуду ради более интересного занятия. Ганнибал был совершенно счастлив. Досконально исследовав по дороге все заманчивые запахи, он присоединился к ним у дверей КК, продолжая заинтересованно принюхиваться.

– Привет, Ганнибал, – сказала Таппенс. – Ты хочешь нам помочь? Расскажи нам что-нибудь.

– Что это за собака? – спросил Кларенс. – Кто-то говорил, что таких собак держат потому, что они охотятся на крыс. Это верно?

– Да, совершенно верно, – подтвердил Томми. – Это манчестерский терьер, черно-коричневый, старинная английская порода.

Ганнибал, понимая, что говорят о нем, вилял всем своим телом и с необычайной энергией постукивал хвостиком. Потом уселся на землю и огляделся по сторонам.

– Он, наверное, кусается? – спросил Кларенс. – Все так говорят.

– Это настоящая сторожевая собака, – сказала Таппенс. – Он меня охраняет.

– Совершенно верно, когда меня нет дома, он тебя опекает, – подтвердил Томми.

– Почтальон говорит, что он его чуть было не укусил дня четыре назад.

– Все собаки ненавидят почтальонов, – сказала Таппенс. – Ты не знаешь, где ключ от КК?

– Знаю, – ответил Кларенс. – Он висит там, в сарае. В том месте, где свалены цветочные горшки.

Он побежал к сараю и вскоре вернулся с заржавелым ключом, который теперь был хорошо смазан.

– Это Айзек, верно, его смазал, – сказал он.

– Ну да, раньше замок трудно бывало открыть.

Дверь открыли.

Кембридж, фарфоровая скамеечка, вокруг ножки которой обвился лебедь, выглядел весьма импозантно. Очевидно, Айзек отмыл его и отполировал, собираясь перенести на веранду, где можно посидеть в хорошую погоду.

– А еще должен быть синий, – сказал Кларенс. – Айзек, бывало, говорил: Оксфорд и Кембридж.

– Правда?

– Ну да. Синий – это Оксфорд, а голубой – Кембридж. Ну конечно, ведь это Оксфорд разбили, верно?

– Да, ведь именно Оксфорд проиграл в гонках!

– Кстати сказать, что-то приключилось с этой лошадкой, да? Там, в КК, кто-то хозяйничал.

– Да.

– Смешное какое имя – Матильда, верно?

– Согласна, – сказала Таппенс. – Ей пришлось сделать операцию.

Кларенсу это показалось очень забавным. Он от души рассмеялся.

– Тетке Эдит, это моя двоюродная бабка, тоже пришлось делать операцию, – сказал он. – Вырезали ей кусок нутра, но потом она поправилась.

Тон у него был слегка разочарованный.

– Мне кажется, невозможно забраться внутрь этой штуки, – сказала Таппенс.

– Нужно, верно, просто его разбить, так же как тот, синий.

– Да, другого способа нет, ведь правда? Глядите-ка, у него наверху какая-то щель. И форма странная, изогнутая, похоже на букву «S». В нее даже можно что-то просунуть, как в почтовый ящик.

– Да, – согласился Томми. – Действительно. Интересная мысль, Кларенс, очень интересная.

Кларенс приосанился, довольный тем, что его похвалили.

– Скамейку ведь можно развинтить, – сказал он.

– Развинтить? Неужели можно? – удивилась Таппенс. – Кто тебе это сказал?

– Айзек. Я часто видел, как он это делает. Переворачиваешь ее вверх ногами и начинаешь отвинчивать верхушку. Иногда, когда туго идет, приходится капнуть масла в эти щели, и, когда масло пройдет куда надо, крутить делается легче.

– Вот как?

– Легче всего, когда перевернешь скамейку вверх ногами.

– Похоже, что здесь все нужно переворачивать вверх ногами, – заметила Таппенс. – При операции с Матильдой ее тоже пришлось перевернуть.

Кембридж какое-то время отчаянно сопротивлялся, но потом фарфоровая крышка начала поддаваться, крутиться, и вскоре им удалось ее снять.

– Похоже, там только один мусор, – сказал Кларенс.

Ганнибал тут же принялся помогать. Он любил принимать участие во всем, что происходило вокруг. Он был уверен, что без его лап и носа не может быть успешно завершено ни одно дело. Правда, действовал в основном его нос. Он сунул его внутрь, потом заворчал, отступил на несколько дюймов и сел на задние лапы.

– Что-то ему не понравилось, – сказала Таппенс и посмотрела внутрь на какой-то довольно противный мусор.

– А-а, я понимаю, в чем дело! – воскликнул Кларенс.

– Что такое?

– Он поцарапался. Там, кажется, гвоздь, а на нем что-то висит. А может, и не гвоздь, а что-то другое. Но что-то есть. Ай!

– Гав! Гав! – сочувственно тявкнул Ганнибал.

– На гвозде определенно что-то висит. Да, поймал. Нет, соскочило. Вот теперь крепко; кажется, вытащил.

В руке у Кларенса был сверток, обернутый темной парусиной.

Ганнибал подошел и уселся возле ног Таппенс. Он сердито ворчал.

– В чем дело, Ганнибал? – спросила его хозяйка.

Ганнибал заворчал снова. Таппенс нагнулась, погладила его по голове и по ушам.