Онлайн книга «Горе невинным»
|
– О твоей маме. – Забыть ее! – с горечью произнес Мики. – Разве забудешь после такого утра… и такого допроса. Если человека убьют, его и захочешь не забудешь. – Я не о том, – сказала Тина. – Я о твоей настоящей маме. – Что о ней думать? Я ее видел, когда мне было шесть лет. – Но, Мики, ты о ней думаешь, все время думаешь. – Я разве тебе говорил об этом? – О таких вещах не надо говорить, Мики. Мики повернулся и ласково поглядел на нее: – Ты такая мягкая, спокойная, словно маленькая черная кошечка. Но, думаю, у тебя есть коготки и не стоит пытаться погладить тебя против шерсти. Милый котенок! Славный котенок! – Он погладил рукав ее пальто. Тина, не шевелясь, с улыбкой посматривала на его руку. Мики сказал: – Ты к ней неплохо относилась, правда, Тина? А мы, остальные, ее ненавидели. – Вы неблагодарны, – сказала Тина. Она тряхнула головой и энергично продолжила: – Только подумай, сколько всего она всем нам дала. Дом, тепло, любовь и доброту, хорошее питание, игрушки для забав, людей, которые за нами ухаживали и нас оберегали… – Да, да, – торопливо вторил ей Мики. – Плошка со сметаной, и по шерстке чтоб гладили. И пушистому котенку ничего больше не требуется? – Я ей за все благодарна. В отличие от вас. – Тебе не понять, Тина, но если кто-то благодарен, это не значит, что все должны быть благодарны. Хуже нет – чувствовать себя кому-то обязанным. Я не хотел, чтобы меня сюда привозили. И роскошь мне эта не нужна. Мне в моем доме милее. – Его могли разбомбить, – заметила Тина. – Тебя бы убили. – Ну и что? Пусть бы убили. Зато убили бы дома, а рядом была бы моя мать. Так вот, как видишь, мы вернулись к тому, с чего начали. Скверно чувствовать себя неприкаянным. Но ты, пушистый котенок, ценишь лишь материальные удобства. – Верно, ты по-своему прав. Может, поэтому я и воспринимаю случившееся иначе. Нет у меня этой странной озлобленности, которая всех вас гложет, – а тебя, Мики, больше других. Мне легко быть благодарной, поскольку я не хотела оставаться собой. Не хотела быть там, где находилась. Мечтала убежать от себя самой, стать другой. И мама помогла этому осуществиться. Она сделала меня Христиной Эрджайл, у которой есть дом, привязанность, благополучие, уверенность. Я люблю маму, она дала мне все это. – А как же твоя настоящая мама? Ты о ней не думаешь? – А что думать? Я ее едва помню. Мне годика три было, когда я оказалась здесь. Помню, я очень ее боялась… до ужаса. Эти громкие препирательства с моряками, а она сама – теперь-то я это понимаю – большую часть времени была пьяна, – Тина говорила спокойно, без надрыва. – Нет, я не думаю о ней и не вспоминаю ее. Моей мамой была миссис Эрджайл. Тут мой дом. – Тебе легко, Тина. – А тебе почему трудно? Потому что самому этого хочется! Ты не миссис Эрджайл ненавидел, Мики, но свою собственную мать. Да, я знаю, о чем говорю. И если ты убил миссис Эрджайл, то ты это сделал только потому, что желал смерти собственной матери. – Тина! Какую чушь ты несешь? – И вот, – продолжала Тина спокойным голосом, – тебе больше некого ненавидеть. Чувствуешь себя одиноким, да? Надо уметь жить без ненависти, Мики. Это трудно, но необходимо. – Не понимаю, о чем ты говоришь. Что означают слова, будто я мог убить миссис Эрджайл? Ты ведь наверняка знаешь, меня в этот день здесь и в помине не было. Я проверял машину одного клиента на Мур-роуд возле Минчин-Хилл. – В самом деле? – спросила Тина. Она поднялась и вышла на небольшую смотровую площадку, откуда открывался вид на реку. Мики последовал за ней. – Что можно увидеть там, внизу? – поинтересовался он. – Что это там, на пляже, за парочка? – ответила Тина вопросом на вопрос. – Кажется, Хестер со своим доктором, – сказал Мики. – Но что ты имела в виду, Тина? Ради бога, не подходи близко к обрыву! – А что… хочешь меня столкнуть? Тебе это удастся. Я ведь такая маленькая. – Почему ты сказала, что я был здесь тем вечером? – спросил Мики хриплым голосом. Тина, не ответив, повернулась и побрела вверх по тропе к дому. – Тина! Со спокойной отрешенностью она сказала: – Мне тревожно, Мики. Я волнуюсь за Хестер и Дона Крейга. – О них можешь не беспокоиться. – Но я беспокоюсь. Боюсь, Хестер очень несчастлива. – Мы не про них разговаривали. – А я про них говорю. В этом все дело, Мики. – Так ты уверена, Тина, что в тот вечер, когда убили маму, я здесь присутствовал? Тина не ответила. – Почему ты об этом тогда не сказала? – Не было необходимости. В виновности Джако никто не сомневался. – А теперь, когда мы знаем, что Джако невиновен? Она молчала, медленно поднимаясь по тропинке к дому. На пляже Хестер ковыряла песок носком туфли. – Не понимаю, о чем это ты, – сказала она. – Надо поговорить, – настаивал Дон Крейг. – Зачем? Толкуй не толкуй, лучше не будет. – По крайней мере, ты могла бы мне рассказать, что случилось сегодняшним утром. – Ничего. – Что значит… ничего? Разве не приходила полиция? – О да, приходила. – Значит, задавали вопросы? – Да, задавали. – Что за вопросы? – Как всегда, все об одном и том же. Где мы были, что мы делали, когда последний раз видели маму живой? Нет, положительно, Дон, я не настроена снова об этом разговаривать. Все в прошлом. – Нет, дорогая, не в прошлом. В том-то и дело. – Не пойму, почему тебя это волнует? Ты ведь здесь ни при чем. – Я хочу тебе помочь, дорогая. Не понимаешь? – Бесконечные разговоры мне не помогут. Хочу все забыть. Помоги забыть, спасибо скажу. – Хестер, милая, от уловок пользы не будет. Надо смотреть правде в глаза. |