Книга Наркомафия, страница 20 – Николай Леонов

– А почему ты не сообщил? – поинтересовался Гуров.

– Ты старший, тебе и решать.

– Верно. Потому я и сообщил: сказал, что сперли ребенка и я занимаюсь делом. Никто обстоятельствами не поинтересовался: буркнули, мол, валяй, держи нас в курсе.

– Правильный мент. Заявления нет – значит, ничего не произошло.

Вновь зазвонил телефон.

– Они. – Гуров чуть выждал, снял трубку. – Слушаю.

– Здравствуйте, – произнес детский голос. – Позовите, пожалуйста, моего папу, Байкова Григория… Станисл…

– Здравствуй, Дашенька, – быстро сказал Гуров, кивнул Крячко. – Байкова сюда, быстро!.. Как ты себя чувствуешь, Дашенька?

– А где папа? Почему меня увезли? Почему домой не отпускают?

В кабинет ворвался Байков, выхватил трубку, закричал:

– Дарья? Ты здорова?

Около минуты Байков кричал маловразумительные слова, затем угас, протянул трубку Гурову.

– Вас.

– Слушаю, – сказал Гуров и указал Байкову на дверь.

Мягкий, интеллигентный голос, не тот, что говорил в первый раз, укоризненно произнес:

– Что с вами, Лев Иванович? Употребляете непарламентские выражения, бросаете трубку…

– Время такое – все течет, все изменяется. Раньше про вас кино снимали… Помните «Подвиг разведчика», Кадочникова и его пароль: «У вас продается славянский шкаф?» А теперь вы – Ванька-Каин, детей воруете… Короче, ваши предложения?

– В отношении моего прошлого вы заблуждаетесь.

– Не лги, говори по существу.

– У некоторых заинтересованных лиц есть вопросы к юристу вашей фирмы. Они в любой момент готовы отдать дочку, чтобы поговорить с папой.

– Какие проблемы? – искренне удивился Гуров. – Адрес вы знаете, привозите девочку и говорите с отцом хоть до второго пришествия.

– Лев Иванович, я слышал о вас столько хорошего, а вы ведете себя точно паяц.

– Я повторяю: говори по существу.

– Надо уточнить место встречи, время, условия…

– Ты же разработчик, ты и предлагай. Я согласен.

– Даже так? – Еланчук – а говорил именно он – не мог скрыть удивления.

– Я преступления не совершал, мне бояться нечего. Сажай в машину девочку, говори, куда подъехать, я привезу юриста. Москвич? Площадь Маяковского знаешь? У памятника в двадцать часов. Не любишь Маяковского, давай у Пушкина. Святое место.

– Сами понимаете, что ваше предложение несерьезно.

– Предложи серьезно, ты же наверняка все продумал.

– Почему, собственно, вы разговариваете со мной в таком тоне и на «ты»? – сорвался Еланчук.

Гуров подмигнул Крячко, прикрыл трубку и прошептал:

– Нервничают, – убрал ладонь, продолжая в трубку: – А я с преступниками такой масти на «вы» не разговариваю. Понимаю, звонил бы авторитет, вор в законе – иное дело. А ты… Да ладно, не будем бодаться. Пожалуйста, я слушаю ваше предложение.

– Благодарю. Яузская набережная, двенадцать часов ночи. Вы проезжаете от «Ударника», делаете левый поворот, там за вами пристраивается наша машина. Обе стороны убеждаются, что посторонних нет, договариваются, где остановиться, и совершают обмен.

– Чему вас учили, полковник? Людное место вас не устраивает, вы боитесь, что невинные прохожие могут оказаться оперативниками. Вы предлагаете набережную и ночь. Какая у меня гарантия, что, когда мы остановимся, с заднего сиденья вашего лимузина не поднимется парочка «калашниковых» и не расстреляет меня и Байкова к чертовой матери?

– Вы мне не верите, – Еланчук выдержал паузу. – Признаться, я не могу найти альтернативного решения.

– А я могу, – сказал Гуров. – Мы с вами встречаемся тет-а-тет, без третьих лиц, имея при себе рации. Ваш человек приводит девочку в людное место, куда подъезжает и мой человек с Байковым, происходит обмен, они разъезжаются, после чего вам и мне сообщают, что все в порядке, мы раскланиваемся и расстаемся.

– Мы выступаем как бы заложниками и гарантами, – усмехнулся Еланчук. – Одно плохо – я действительно буду заложником, а вы нет. Вы меня сильнее физически. Я для вас не противник. Получив сигнал, что все прошло благополучно, вы сажаете меня в машину…

– Этого не может произойти по двум причинам, – перебил Гуров. – Во-первых, мне совершенно нечего вам предъявить…

– Вы устанавливаете мою личность, что равносильно провалу, – спокойно возразил Еланчук.

– Существует вторая причина, значительно более серьезная, – продолжал Гуров. – Хотя я сегодня не полковник, не оперативник, но я Лев Иванович Гуров, и я даю слово. Если я его нарушу, то завтра весь уголовный мир узнает, что Гуров скурвился. И имя, на которое я работал двадцать с лишним лет, будет уничтожено. Я никогда на это не пойду.

– Аргумент веский, – согласился Еланчук. – Дайте подумать… Чую ловушку, не могу определиться… Но ведь я могу прислать вместо себя другого человека.

– Я его мгновенно расколю, набью морду, и сделка не состоится.

– Да вы же меня не знаете.

– Наивно. Я слышу ваш голос, манеру говорить, да и вообще, определить, с кем я говорю, – моя проблема.

– Верно, но не подходит. Вы увидите меня в личность и, хотя Москва – деревня огромадная, нащупаете довольно быстро. Нет, я с вами встречаться не намерен.

– Теперь ваша очередь предлагать. Подумайте, перезвоните через часик, отдохнем. – Гуров положил трубку.

– И откуда ты такой умный и хитрый? – Крячко поставил перед Гуровым чашку кофе. – Ты знаешь, Лев Иванович, я тебе в прошлом завидовал, порой не любил, считал везунком. А сейчас словно пелена с глаз упала. Ты ведь человек несчастный и совершенно одинокий.

– Только не жалей, не люблю.

– А почему тебя не пожалеть, ты ведь только человек. Тащить на себе такой груз каждый день, каждый час – с ума сойти. Нет, Лева, извини, я тебе больше не завидую.

– Почему одинокий? – Гуров отпил кофе, налил в стакан немного коньяку. – У меня есть Петр, ты…

– Верно, верно. – Крячко кивнул. – Мы есть, только и с нами, даже сейчас, ты не можешь вести себя, как тебе хочется, говорить, что пожелается, – ты обязан соответствовать своему имени.

Около десяти вечера Гуров остановился на углу Садового кольца и улицы Чехова. Остановился и идущий рядом юрист Байков. Была середина марта; погода стояла скверная, сырая; людей на улице было немного. Щелкнул передатчик, который находился во внутреннем кармане Гурова. Он поднял воротник и недовольно спросил:

– Что еще? Холодно, я не мальчик, чтобы второй час гулять по такой погоде.

– Пересеките Садовую, идите по Новослободской, – раздался голос из динамика, прерываемый щелчками и другими помехами.