Онлайн книга «Дорога скорби»
— С кем? — С жеребцом. Уступая, я открыл переднюю дверь. Он обошел машину и уселся рядом со мной. Я с интересом отметил, что дышит он с трудом. Когда Джонатан уселся, совершенно проигнорировав ремень безопасности, я подумал, что его стрижка просто вопиет о проблемах переходного возраста, о его желании шокировать окружающих или хотя бы быть замеченным. Отдельные пряди были выкрашены наподобие перьев перекисью. Прямые густые космы были посередине разделены на две части, падавшие на щеки и свисавшие на глаза. Сзади от одного уха до другого волосы были коротко обрезаны, а ниже выбриты. По-моему, выглядело это отвратительно, но мне же не пятнадцать лет. Выделяться посредством стрижки, кроме всего прочего, стремление универсальное. Мужчины с лысиной и поросячьими хвостиками, мужчины с окладистыми бородами, женщины со строго зачесанными назад волосами — все они как бы говорят: «Это я, и я не такой». Во времена Карла I, когда нормой были длинные волосы у мужчин, мятежные сыновья стриглись и становились «круглоголовыми». Седые волосы Арчи Кирка коротко подстрижены и аккуратно уложены. Мои собственные темные волосы начинают виться, если им удается отрасти подлиннее. Прическа так и остается самым безошибочным способом выразить себя. И наоборот, парик может все изменить. Я спросил у Джонатана: — Ты что-то еще вспомнил? — Не совсем. — Тогда почему ты залез в багажник? — Послушайте, дайте мне передохнуть. Что мне делать весь день в этом кладбищенском доме? От теткиных придирок с ума сойти можно, а Эстер и сам Карл Маркс придушил бы. В этом есть определенный смысл, решил я. В задумчивости я одолел последний подъем на пути к Ламборну. — Расскажи мне о своем дяде, Арчи Кирке, — попросил я. — А что о нем рассказывать? — Что знаешь. Для начала — чем он занимается? — Он работает на правительство. — То есть? — Чиновник какой-то. Ужасно скучный. Я подумал, что скучный — последнее определение, которое я применил бы к тому, что прочел во взгляде Арчи Кирка. — Где он живет? — спросил я. — В Шелли-Грин, в паре миль от тети Бетти. Она и по лестнице не поднимется, если он не поможет. Добравшись до Ламборна, я свернул к ветеринарной лечебнице. Хотя я ехал медленно, ветеринары оказались еще медлительнее. Они все еще выгружали жеребца. По выражению напряженного ожидания, застывшему на лице Джонатана, я предположил, что он впервые видит отрезанную ногу, хотя разглядеть он мог только наложенную повязку. Я сказал ему: — Если ты сможешь полчаса подождать меня, это хорошо. Если нет дело твое. Но если ты попробуешь угнать машину, я лично прослежу, чтобы твое условное освобождение кончилось. — Эй, может, дадите мне шанс? — У тебя было множество шансов. Полчаса, о'кей? Он молча и сердито посмотрел на меня. Я подошел к облаченному в белый халат Биллу Раскину, который наблюдал за прибытием пациента. — Привет, Сид, — рассеянно сказал он, затем взял ведро, в котором лежала нога, и повел меня в маленькую лабораторию, полную микроскопов и разнообразных приспособлений для взвешивания и измерения. Развернув ногу, он установил ее в станке и осмотрел. — Хорошая, чистая работа, — сказал он. — Ничего хорошего в этом нет. — Вероятно, жеребец почти ничего не почувствовал. — Как это сделали? — спросил я. Он подумал. — На ноге нет другого такого места, в котором можно ампутировать копыто, не используя пилу. Сомневаюсь, что можно с такой точностью отрубить ногу одним ударом тяжелого ножа. И сделать это несколько раз, с разными животными, ведь так? Я кивнул. — Ну так вот, я думаю, что мы могли бы поискать хозяйственные ножницы. — Хозяйственные ножницы? — воскликнул я. — Ты имеешь в виду что-то вроде тяжелых ножниц, которыми отрезают головы уткам и фазанам? — Что-то в этом роде, да. — Но такие ножницы слишком малы. Он скривил губы. — А как насчет ножа для потрошения? Вроде тех, которыми потрошат оленей в горах? — Господи. — Однако тут есть следы сжатия. Судя по балансу, я бы сказал, что это тяжелые хозяйственные ножницы. А как он заставил жеребца стоять спокойно? — На земле были кусочки конского корма. Он угрюмо кивнул. — Вот мерзавец. — Согласен. Билл пристально уставился на разрубленный конец бабки. — Даже если я смогу пришить ногу, жеребец уже никогда не будет бегать. — Его хозяйка это знает. Она хочет сохранить ему жизнь. — Лучше получить страховку. — Страховки нет. Четверть миллиона вылетает в трубу. Но ее волнуют вовсе не деньги. Она чувствует себя виноватой. Он понял. Он часто видел такое. — Я попробую. Не стал бы ее сильно обнадеживать. — Ты сфотографируешь этот обрубок в таком виде? Он посмотрел на ногу. — А, ну да. Фотографии, рентген, пробы крови, микрохирургия и прочая роскошь. Я начну, как только на жеребца подействует анестезия. Нога находится отдельно уже слишком долго... — Он покачал головой. — Я постараюсь. — Позвони мне на сотовый. — Я дал ему номер. — В любое время. — До встречи, Сид. И поймай этого мерзавца. Он торопливо ушел, забрав с собой ногу, и я вернулся к машине, где обнаружил, что Джонатан не только все еще там, но и возбужденно бегает кругом. — Что случилось? — спросил я. — Этот «Рейнджровер», который вез трейлер с жеребцом... — Что с ним? — У него красный дракон на ветровом стекле! — Что? Но ты говорил, что голубой... — Да, да, на аллее я видел вовсе не ветеринарный «Рейнджровер», но у него тоже была наклейка с красным драконом. Не точно такая, но определенно там был красный дракон. Я огляделся, но трейлера уже не было. — Они отогнали его, — сказал Джонатан, — но я видел наклейку совсем близко, и на ней была надпись. В его голосе слышалось торжество, которое я счел оправданным. — Ну тогда давай дальше, — сказал я. — Что за надпись? — А вы не собираетесь сказать «хорошая работа»? — Хорошая работа. Так какая надпись? — "АСМ". Буквы были вырезаны в красном круге. Дырки, не напечатанные буквы. |