Книга Дорога скорби, страница 69 – Дик Фрэнсис

— Я как раз поворачивался. Мне повезло.

— Можете считать и так, — сухо сказал он. — Полагаю, вы знаете, что у вас был еще и полузаживший перелом правого предплечья? И сильная травма кисти?

Я кивнул.

— И мы наложили вам швы на лице.

— Отлично.

— Я видел вас на скачках, — сказал он. — Я знаю, как быстро выздоравливают жокеи. Не сомневаюсь, что бывшие жокеи — тоже. Вы сможете выписаться, как только почувствуете себя готовым к этому.

Я сердечно поблагодарил его, он устало улыбнулся и ушел.

Я точно мог шевелить пальцами правой руки, хотя и едва заметно. Ночью был момент совершенного малодушия, когда я постепенно отходил от анестезии и не мог почувствовать руку ниже плеча. Я не собирался признаваться в этом или вспоминать унизительный страх, с которым я заставил себя посмотреть. И увидел не пустоту, а длинную белую повязку, из-под которой торчали кончики пальцев. Но даже так они казались не принадлежащими мне. Я долго пытался преодолеть паралич и, когда наконец вернулась боль, испытал неимоверное облегчение — только совершенно здоровые нервы могут передавать такие ощущения. У меня было плечо... и рука... и жизнь.

По сравнению с этим все остальное не имело значения.

Во второй половине дня Арчи Кирк и Норман Пиктон прорвались мимо таблички «Посещения запрещены» на двери моей палаты и принесли хорошую новость и плохую.

— Полиция Фродшема нашла вашу машину, — сказал Норман. — Но боюсь, ее раздели. Сняли колеса.

— А содержимое? — спросил я.

— Ничего не осталось.

— Двигатель?

— Большая его часть. Аккумуляторов, конечно, нет. Все, что можно было свинтить, свинтили.

Бедная старая машина. К счастью, она была застрахована.

— Чарльз шлет вам привет, — сказал Арчи.

— Поблагодарите его.

— Он сказал, что вы выглядели так, как будто ничего особенного не случилось. Я ему не поверил. Вы почему не лежите?

— Сидеть гораздо удобней.

Арчи нахмурился. Я мягко добавил:

— Где-то под лопаткой у меня ожог от пули.

Они оба посмотрели на высокую стойку возле моей кровати и трубку, спускающуюся от емкости на ее вершине к моему локтю. Я и это им объяснил:

— Это «обезболивание по требованию». Если мне делается больно, я нажимаю на кнопку, и все проходит.

Арчи взял экземпляр «Памп».

— Внезапно вы стали святым Сидом, который не сделал ничего плохого, — прокомментировал он.

— Адвокаты Эллиса от этого будут рыдать, — сказал я.

— Но вы же не думаете, что адвокаты Эллиса способствовали кампании против вас? — с сомнением спросил Арчи.

— Потому что они такие нравственные люди?

— Да.

Я пожал плечами.

— Есть новости об Эллисе? — спросил я. — Или о Гордоне?

— Гордон Квинт, — полицейским голосом сказал Норман, — еще час назад лежал без сознания с повреждением черепа. Ему делают операцию, чтобы снизить внутричерепное давление. Никто не берется предсказать, когда он придет в себя и в каком будет состоянии, но, как только он сможет понять суть дела, ему предъявят официальное обвинение в покушении на убийство. Как вам известно, тому было множество свидетелей.

— А Эллис?

— Никто не знает, где он, — сказал Арчи.

— Ему очень трудно остаться незамеченным, — сказал я.

Норман кивнул.

— Его может кто-то укрывать. Но мы его найдем, не беспокойтесь.

— А что было сегодня утром в суде?

— Слушание отложено. Поручительство за Эллиса Квинта аннулировано, поскольку он не явился, и, кроме того, он будет обвинен в нанесении тяжких телесных повреждений своему отцу. Выписан ордер на его арест.

— Он хотел удержать отца от убийства, — сказал я. — Он не мог намеренно тяжело ранить его.

— Запутанное дело, — согласился Арчи.

— А Джонатан — он ездил в Шропшир? — спросил я. Они оба выглядели подавленными. — Так он не ездил?

— Да нет, ездил, — тяжело промолвил Норман. — И он отыскал парковщика.

— Молодец, — сказал я.

— Не такой уж и молодец. — Арчи, как и подобает государственному служащему, принес портфель, из которого и извлек бумагу.

Я прижал ее своей все еще не починенной левой рукой и пробежал содержание.

Парковщик подписал заявление о том, что Эллис Квинт обедал со своими коллегами с телевидения и привез некоторых из них с собой на танцы примерно в одиннадцать тридцать. Парковщик его запомнил — конечно же — не только из-за того, кто он такой (там была толпа других известных людей, начиная с членов королевской фамилии), но главным образом потому, что Эллис дал ему чаевые и предложил свой автограф. Он знал, что это было до полуночи, потому что они кончали работу ровно в двенадцать. Тех, кто приезжал позже, обслуживал только один парковщик — друг того, обязанности которого закончились.

Коллеги с телевидения! Черт побери, подумал я. Я не проверил это у герцогини.

— Это непробиваемое алиби, — мрачно заметил Норман. — Он был в Шропшире, когда напали на жеребенка.

— Угу.

— Но вы не кажетесь разочарованным, Сид, — озадаченно сказал Арчи.

— Нет.

— Но почему?

— Я думаю, что вы должны позвонить Дэвису Татуму. Он сейчас у себя в офисе?

— Может быть. А зачем он вам нужен?

— Я хочу удостовериться, что прокурор не отказался от обвинения.

— Вы сказали ему это в субботу.

Он надо мной смеется, подумал я.

— Это не бред после ранения, Арчи, если вы об этом подумали. С субботы я кое-что выяснил, и дела обстоят не так, как кажется.

— Какие дела?

— Например, алиби Эллиса.

— Но, Сид...

— Послушайте, — сказал я. — Это все не так легко сказать, поэтому не смотрите на меня, смотрите на свои руки или еще куда-нибудь. — Они и бровью не повели, так что взгляд отвел я. — Я должен объяснить вам, что я не тот, каким кажусь. Когда люди смотрят на меня, они видят в большинстве своем безобидного человека, который кажется моложе, чем есть, не представляющего никакой угрозы. Неприметного. Я не жалуюсь на это. На самом деле я выбрал этот облик, потому что благодаря ему люди говорят со мной, а это необходимо в моей работе. Они склонны думать, что со мной уютно, как мне сказала ваша сестра Бетти. Оуэн Йоркшир считает меня ничтожеством. Он так сказал. Вот только... На самом деле я не таков.

— Ничтожество! — воскликнул Арчи.

— Я могу так выглядеть, вот в чем дело. Но Эллис знает меня лучше.