
Онлайн книга «В мышеловке»
![]() Неплохо, решил я. Парень не слишком умен, и Джику будет нетрудно избавиться от него. Я послонялся по залу с невинным видом и, не заметив никакой опасности, потихоньку побрел на стоянку. После раскаленного воздуха Алис-Спрингса вечер казался даже прохладным. Я открыл машину, залез на заднее сиденье, снял шляпу, с которой мне так повезло, и стал ждать Джика. Их не было часа два. Я замерз, изнервничался и уже начал ругать их на чем свет стоит. — Прости, Тодд! — воскликнула Сара, открывая дверцу и падая на переднее сиденье. — Пришлось изрядно потрудиться, чтобы отделаться от сопляка, — пожаловался Джик, усаживаясь рядом со мной. — Как ты тут? — Холодный, голодный и злой. — Тогда все в порядке. Он прицепился, как пиявка, — парень из Художественного центра, — бодро начал он. — Да, я видел его. — Мы заскочили в «Виктория-Ройял», намереваясь сразу же выйти через боковую служебную дверь и снова поймать такси. Смотрим, а он уже идет за нами через парадный вход. Тогда мы поднялись в бар, а он слонялся в холле, разглядывая книжные киоски. — Мы решили, что лучше не показывать ему, — продолжала Сара, — что мы его заметили. Мы не скрываясь вышли на улицу, поймали такси и поехали в «Ноти Найти» — единственное место в Мельбурне, где можно поесть, потанцевать и посмотреть варьете. — Мест не было, — заговорил Джик, — и, чтобы занять столик, мне пришлось сунуть десятку. Разумеется, лучшего мы и не желали. Темные уголки, да еще фокусы с разноцветным освещением. Мы заказали выпивку, сразу же оплатили заказ, а потом поднялись и вышли… — В последний раз мы его видели, когда он еще стоял в очереди возле входа. Мы вышли через пожарный выход мимо гардероба. И по пути забрали свои сумки. — Думаю, он не догадается, что мы умышленно удирали от него, — заявил Джик. — Там сегодня Бог знает что творится! — Чудесно. С помощью Джика я переоделся, превратившись в завсегдатая скачек. Джик подвез нас к «Хилтону», поставил машину на стоянке отеля, и мы вошли в вестибюль так, словно никуда и не уезжали. На нас никто не обратил внимания. Накануне скачек здесь царило всеобщее возбуждение. Люди в вечерней одежде стекались сюда из танцевального зала и останавливались небольшими группами, чтобы поболтать, прежде чем разойтись по номерам. Сюда заходили выпить по последней. И все обсуждали шансы завтрашних заездов. Джик взял ключи. — Никаких новостей, — сказал он. — Сдается, о нас здесь и не вспоминали. — Тодд, — обратилась ко мне Сара, — мы заказали еду в номер. Ты присоединишься? Я согласился. Мы поднялись на лифте и прошли ко мне в номер. Все здорово устали и поужинали молча. — Доброй ночи, — наконец сказал я, поднимаясь, чтобы уйти. — Благодарю за все! — Завтра поблагодаришь, — ответила Сара. Ночь слава Богу прошла спокойно. Утром мне удалось одной рукой кое-как побриться и умыться. Джик, не обращая внимания на мои протесты, поднялся в номер. Я открыл ему дверь в одних трусах. — Боже милостивый! Есть ли на тебе хотя бы одно живое место? — Тогда мне следовало бы приземлиться на физиономию. Помоги поправить повязки. — Я боюсь до них дотронуться! — Оставь, Джик. Раскрути фиксирующие бандажи. У меня под ними все свербит, и я уже забыл, как выглядит моя левая рука. Ворча, он разбинтовал великолепное творение врачей больницы в Алис-Спрингсе. Наружная повязка, как оказалось, состояла из больших кусков полотна, скрепленных скобками. Они поддерживали левый локоть и фиксировали руку на груди. Под верхним слоем находилась целая система бинтов и какое-то сооружение из лейкопластыря — очевидно, стягивающие сломанные ребра. А под лопаткой — широкий бандаж. На мне были еще три подобные повязки: две на левом бедре, а третья — пониже колена. Они были заклеены лейкопластырем, и мы не стали их трогать. — То, что не видит пациент, не пугает его, — изрек Джик назидательно. — Еще что-нибудь? — Отвяжи руку. — Ты не выдержишь! — Попробуй. Он засмеялся, развязал несколько узлов и снял скобки. Я понемногу распрямил руку. Ничего особенного не случилось. Сначала боль взметнулась куда-то высоко, а потом неприятное ощущение стало слабеть и боль уменьшилась. — Может не слишком хорошо кончиться, — высказал он свое предположение. — Мои мускулы протестуют против постоянного пребывания в одном положении. — Ладно. А теперь что? Из бинтов и лоскутов мы сконструировали более простую повязку, которая поддерживала локоть, но уже не была так похожа на смирительную рубашку. При необходимости я мог пользоваться кистью и даже всей рукой. После нашей операции на столе осталась целая куча бинтов и скобок. — Отличная работа! — заявил я. Мы встретились в холле в половине одиннадцатого. Вокруг шумная атмосфера ожидания, говорливые группки, проводившие время в поднимании бесконечных тостов за победу своих любимцев. Возле входа в коктейль-бар администрация отеля устроила настоящий водопой из шампанского. — Дармовая выпивка, — уважительно сказал Джик, взял стакан и подставил его под струю пенистой жидкости. — И неплохая к тому же, — добавил он, отведав напиток. — За искусство! — поднял он стакан. — Упокой, Господи, душу его! — Жизнь коротка. Искусство вечно! — с пафосом заявил я. — Мне не нравится твоя философия, — с беспокойством поглядела на меня Сара. — Таково было любимое выражение Альфреда Маннинга. И не волнуйся, милая, он прожил восемьдесят с хвостиком! — Будем надеяться, что и ты проживешь столько же, — пожелала она Джику. На ней было кремовое платье с золотыми пуговицами — изящное, строгого покроя, явно сшитое на заказ. Она выглядела как офицер в парадной форме. — Не забудьте, — предупредил я. — Если вам покажется, что вы увидели Уэксфорда или Грина, сделайте, чтобы и они вас заметили. — Дай-ка я еще раз взгляну на их лица! Я достал из кармана блокнот для зарисовок и снова передал его Саре, хотя она уже изучала наброски весь вчерашний день. — Если они и вправду так выглядят, то я, может быть, узнаю их, — продолжала она. — Можно я возьму блокнот с собой? Джик даже засмеялся. — Нужно отдать Тодду должное. Он умеет уловить сходство. Конечно, никакого воображения. Он рисует только то, что видит. — Голос его был полон пренебрежения. — Тодд, а ты не обижаешься на Джика за такую оценку твоей работы? — Ну, я ведь прекрасно знаю, что он при этом думает, — усмехнулся я. |