Книга Горячие деньги, страница 78 – Дик Фрэнсис

— Ты неплохо относилась ко мне в те далекие дни.

Она уставилась на меня, лицо чуть смягчилось, но ненадолго.

— Мне приходилось угождать Малкольму.

— Ты была когда-нибудь счастлива?

— Конечно! — Ее губы изогнулись в язвительной усмешке. — Когда Малкольм бегал ко мне от Джойси. Пока этот мерзкий сыщик нас не выследил.

Я спросил, не нанимала ли она Нормана Веста, чтобы отыскать Малкольма в Кембридже.

Алисия уставилась на меня пустыми круглыми глазами и бесцветным голосом сказала:

— Нет. Зачем бы мне это понадобилось? Мне наплевать, где носит Малкольма.

— Почти все вы хотели найти его, чтобы заставить не разбазаривать деньги.

Алисия сказала:

— Он сдурел на старости лет. Нужно оформить над ним опекунство, пусть за всем следит Жервез. И проследить, чтобы не вмешивалась эта ужасная Урсула. Она плохая жена для Жервеза, я всегда ему это говорила.

— Так ты не нанимала Нормана Веста?

— Конечно, не нанимала! — отрезала она. — Перестань задавать такие дурацкие вопросы! Ты что-то задерживаешься у нас, — она беспокойно завозилась в кресле.

Собственно, я тоже думал, что уже пора уходить. Наверное, только присутствие Пола удержало Алисию от того, чтобы высказать мне в лицо все свои ядовитые замечания, которые она не устает повторять у меня за спиной. Уж они перемоют мне косточки, когда я уйду! Пол холодно кивнул мне, прощаясь. «Еще один недруг», — подумал я.

Если визит к Алисии оказался бесполезным, от Вивьен я добился еще меньшего. В заметках Нормана Веста значилось только имя, возраст, адрес, «перебирала журналы» и «нет алиби». Мне повезло не больше, чем ему. Вивьен не ответила ни на один из моих вопросов, и разговорить ее никак не получилось. Она несколько раз повторила, что Малкольм испортил жизнь ее детям, а я — сущий дьявол во плоти, который ему помогает. Она надеется, что мы оба будем вечно гореть в аду. (Странно. Я всегда думал, что дьявол и его друзья чувствуют себя там как дома.)

Тем не менее я все же спросил, не нанимала ли она Нормана Веста, чтобы разыскать Малкольма в Кембридже. Конечно, нет. Она не хочет иметь ничего общего с этим кошмарным человеком. И если я тотчас же не отойду от ее двери, она вызовет полицию.

— Наверное, не очень радостно жить с таким злым сердцем? — не удержался я.

Она оскорбилась:

— Что это ты имеешь в виду?!

— Ты все время злишься, не знаешь покоя. Это, должно быть, очень тяжело. Не на пользу твоему здоровью.

— Убирайся!

Я повернулся и ушел.

Я вернулся в Кукхэм и долго просидел у телефона, разговаривая с Люси о Томасе и с Фердинандом о Жервезе.

— Мы все должны помогать своим братьям, — сказала Люси. — Томас почти все время спит. Выздоравливает. Люси говорила с Беренайс.

— Что ты ей сказал, Ян? Она совершенно переменилась. Перестала быть такой язвой. Не думаю, что это надолго, как по-твоему? Я сказала, что с Томасом все в порядке — она разрыдалась.

Люси сказала, что оставит Томаса у себя на какое-то время, но не до конца его дней.

Фердинанд, едва заслышал мой голос, заорал:

— Где тебя черти носят? Я уже слышать не могу твой автоответчик! Ну, что — выяснил, кто убил Мойру? — Его голос звенел от волнения.

— Я выяснил, что некоторые ее точно не убивали.

— Я спрашиваю не об этом!

— Хорошо, скажу, как твой компьютер, — я набрал достаточную базу данных.

— А результат?

— Колесики вертятся.

— В компьютере нет колесиков! Хотя, если подумать, может, и есть… В любом случае, ты своими расспросами наделал немало бед. Я слышал, Томас ушел от Беренайс, а что касается Жервеза, то он готов придушить тебя за то, что ты обедал с Урсулой. Ты в самом деле с ней обедал? Какого черта? Ты же знаешь, какой он ненормальный. Его до сих пор трясет от злости.

— Если ты не хочешь, чтобы от тебя ушла Дебс, поменьше слушай Алисию.

— Что за чертовщину ты устроил у Жервеза и Урсулы, что они так поссорились? — допытывался Фердинанд.

— Да ничего особенного.

Фердинанд разъярился.

— Ты готов пойти на что угодно, только бы досадить Алисии!

— Как раз наоборот. Это из-за нее у всех куча неприятностей, и это уже стоило тебе одной жены. — Он ничего не ответил, и я продолжил: — Жервез скоро разорится из-за виски.

— Какое это имеет отношение ко всему остальному?

— Фердинанд, как тебе удалось так легко смириться с тем, что ты — незаконнорожденный?

— Что?!!

— Жервез спивается из-за этого. Представь, он до сих пор от этого страдает. Все, пока! — Я вздохнул и положил трубку.

Пообедал, собрал вещи.

Утром, заплатив но счетам, я отогнал нанятую машину в аэропорт и сдал там служителю автопарка. Когда самолет оторвался от земли, я почувствовал себя так, будто с моих рук и ног упали кандалы.

Я нашел Малкольма только через четыре дня. Вернее, это он меня нашел.

Чтобы не чувствовать себя заброшенным, я каждый день звонил в Стэмфорд. Секретарша уверяла, что известия должны поступить со дня на день. Я уже представлял себе, что Малкольм и Рэмзи, как завзятые охотники, пробираются по безлюдным джунглям, но все оказалось гораздо проще. Они ездили с одного конного завода на другой в самых захолустных уголках Кентукки, и как раз оттуда Малкольм позвонил мне на четвертый день, в четверть девятого утра.

— Что ты делаешь в Нью-Йорке? — удивился он.

— Смотрю на небоскребы, — ответил я.

— Я думал, мы встретимся в Калифорнии.

— Конечно, — сказал я. — Когда?

— Какой сегодня день?

— Пятница.

— Не клади трубку.

Я услышал, как он разговаривает с кем-то на том конце провода.

— Мы сейчас уезжаем смотреть лошадей. Рэмзи забронировал комнаты в «Беверли-Уилшир» с завтрашнего дня до следующей субботы, но нам с ним надо задержаться здесь еще на несколько дней, закончить кое-какие дела. Отправляйся завтра в Калифорнию, а мы подъедем, наверное, где-то в среду.

— А раньше никак нельзя? Мне надо с тобой поговорить.

— Ты что-то раскопал? — Голос Малкольма переменился, как будто он внезапно вспомнил о кошмарном мире с убийцами, который остался где-то далеко в прошлом. — Расскажи.

— Не по телефону. И не второпях. Поезжай, посмотри лошадей, а завтра встретимся в Калифорнии. Там тоже есть лошади. Тысячи лошадей.

Малкольм несколько мгновений молчал, потом сказал:

— Я перед тобой в долгу. Увидимся завтра, — и положил трубку.