Книга Смертельная скачка, страница 40 – Дик Фрэнсис

— В последний день, когда Боб Шерман работал с вашей лошадью, говорил ли он вам что-нибудь неожиданное?

— Нет. — Ванген не утруждал себя желанием вспомнить.

— Вы пригласили его выпить, чтобы отпраздновать победу, которую он завоевал для вас?

— Определенно нет. — Он снова откусил пирожное и теперь отвечал с полным ртом.

— А вообще, вы говорили с ним до или после заезда? Ванген жевал. Глотал. Скосив глаза, близко разглядывал островки крема, примеряясь, где откусить в следующий раз.

— В парадном круге я отдал ему приказ. Я сказал, что жду от него лучших результатов, чем он принес Рольфу Торпу. Он ответил, что понимает. — Ванген откусил пирожное. Облизал губы. Прожевал. Проглотил. — После заезда он расседлал лошадь и пошел взвешиваться. Больше я его не видел.

— Пока расседлывал лошадь, Шерман не рассказал вам, как вела себя кобыла, как она прошла маршрут?

— Нет. Я говорил Холту, что она нуждается в хорошей порке для собственного успокоения. Холт не согласился. С Шерманом я не разговаривал.

— Вы поздравили его? — Из чистого любопытства спросил я.

— Нет.

— Теперь жалеете?

— Почему я должен жалеть?

Вам бы надо поменьше есть, хотел я сказать, но удержался. В конце концов, его психологическая инвалидность не мое дело.

— Боб Шерман упоминал о пакете, который он привез из Англии?

— Нет. — Теперь Ванген засунул в рот все оставшееся пирожное и тщетно пытался соединить губы.

— Вы просили его в следующий раз, когда он приедет, работать с этой кобылой?

Ванген непонимающе уставился на меня, а когда заговорил, вязкая слюна и крошки вылетели у него изо рта.

— Но он же больше не приехал.

— Я имею в виду тот последний день, вы просили его работать для вас снова?

— А-а. Нет. С жокеями договаривается Холт. Я только говорю ему, кого я хочу.

— Вы никогда лично не звонили Шерману в Англию, чтобы обсудить его работу с вашими лошадьми?

— Конечно, нет.

— Некоторые владельцы разговаривают со своими жокеями, — заметил я.

— Я плачу Холту за то, что он выполняет эту часть работы.

И как много теряете, подумал я. Бедный, толстый, нелюбимый, искалеченный, богатый молодой человек. Я поблагодарил его за то, что он нашел время для встречи, и вернулся к Эрику. Свен Ванген смотрел на нас в окно, слизывая крем с пальцев.

— Ну? — спросил Эрик.

— Он может отдать приказ, но сам никогда не убьет.

Эрик вел взятый напрокат «Вольво» к воротам и ворчал.

— Куда теперь?

— Вы промокли. Почему вы гуляли под дождем? — спросил я.

Эрик смутился.

— М-м-м... Я подумал, что лучше услышу, если вы закричите.

Мы молча проехали миль пять, и на развилке Эрик притормозил.

— Здесь вы должны решить. Эта дорога на ипподром. А эта в аэропорт. Ипподром гораздо ближе.

— В аэропорт.

— Правильно.

Эрик с такой скоростью понесся к Форнебу, будто сам хотел взлететь.

— Они не смогут нас выследить, — заявил он.

— Вы шутите.

Тридцать с небольшим миль мы одолели за полчаса.

Нас никто не преследовал.

* * *

«С 14» была заперта, а «С 13» открыта, и в ней торчал ключ с точно такой же черной биркой, как и на ключе «С 14». Две вместительные автоматические камеры хранения в нижнем ряду трехэтажных шкафов.

— Это то, что вы искали? — спросил Эрик.

— Кажется, да, — кивнул я.

— И что теперь будем делать?

— Немного погуляем вокруг и убедимся, что здесь нет знакомых лиц.

— Разумная мысль.

Мы походили, постояли у стены, где кончались ряды камер хранения, но, насколько я мог судить, все люди в аэропорту были мне совершенно незнакомы. Потом не спеша подошли к шкафам, Эрик встал спиной к «С 13», готовый в любой момент мужественно отразить атаку врага, а я спокойно выудил из кармана ключ и вставил его в замок «С 14».

Ключ без труда влез в замочную скважину. Ошибки не было. Замок щелкнул, и дверь открылась. В камере могло бы уместиться два больших чемодана, но на нацарапанном дне, будто забытый и бесхозный, лежал листок бумаги.

Я нагнулся, достал его и спокойно положил во внутренний карман пиджака. Выпрямляясь, спросил у Эрика:

— Кого-нибудь заметили?

— Ни души из тех, кого мы знаем.

— Давайте выпьем кофе.

— А что с камерой?

Я поглядел на «С 14» с ключом, торчавшим из замка открытой двери.

— Она нам больше не нужна.

Мы направились к буфету, Эрик купил кофе для нас обоих и пару сандвичей для себя. Потом мы устроились за грязноватым пластмассовым столом среди пассажиров с раздутыми сумками, детьми, бегавшими вокруг, и родителями, запрещавшими им бегать. Чуть ли не с трепетным чувством ожидания я вынул листок, который оставил в камере хранения Боб Шерман.

Я предполагал, что это должно быть что-то, дающее повод для шантажа. Интимное письмо или фотография, которую никто не рискнет показать жене. Но оказалось, ни то и ни другое. Боб Шерман оставил в камере хранения нечто, вообще непонятное мне.

Лист бумаги, казавшийся толстым, потому что был сложен в несколько раз. Когда я его развернул, он вытянулся в ленту почти три фута длиной и около шести дюймов шириной. Эта полоска бумаги была разделена на три колонки, которые, похоже, надо читать снизу вверх. Но ничего прочесть я не смог, потому что каждая колонка шириной в полтора дюйма [6] состояла из квадратов и прямоугольников, а не из цифр и букв. Квадраты и прямоугольники отличались друг от друга только более сильным или слабым затемнением. Вдоль левого края листа с правильными промежутками стояли цифры, начиная с тройки наверху и кончая четырнадцатью внизу. В верхней части ленты от руки было написано «Сводка данных».

Я сложил лист и снова спрятал в карман.

— Что это? — спросил Эрик.

— Не знаю.

— Кнут разгадает. — Он допил кофе.

Я полагал, что это дело не имеет отношения к Кнуту.

— Нет, — сказал я, — бумага привезена из Англии. И, по-моему, ее надо отвезти туда и там узнать, что это такое.

— Это дело ведет Кнут, — со спокойной настойчивостью возразил Эрик.

— Но я тоже веду это дело. — Немного помолчав, я нерешительно продолжал: