Онлайн книга «Ставка на проигрыш»
— Мне пора домой, — извиняющимся тоном произнес я. — К чему такая спешка? — Он уставился на письмо, зажатое в руке. — Что, ваша жена устроит вам взбучку за опоздание? Или, может, сбежит с каким-нибудь американским полковником? — Нет, — ответил я спокойно, — она не сбежит. Он как-то сразу протрезвел. — Боже, Тай... я совсем забыл... Простите меня. Он поднялся, но стоял на ногах твердо, как скала. Медленно обвел взглядом уютную гостиную, где теперь не было его жены. Протянул мне руку. — Она вернется, — неуверенно пробормотал я. Он покачал головой. — Не думаю. — Глубоко вздохнул. — И все равно, я рад, что вы пришли. Надо было с кем-то поговорить. Даже если я наболтал лишнего... Все равно лучше, чем напиваться в одиночестве. Вечером я буду сидеть и думать о вас и вашей жене. * * * У «Свисс-коттедж» я попал в пробку и приехал домой в десять минут восьмого. Миссис Вудворд была на седьмом небе. Полтора часа сверхурочных! — Славная она, правда? — сказала Элизабет после ее ухода. — Никогда не сердится на твои опоздания. Остается без разговоров и жалоб. Милая и добрая женщина. — Да, очень, — согласился я. В четверг большую часть дня я просидел дома — готовил материал для «Блейз». Миссис Вудворд выходила за покупками и в прачечную. Забегала Сью Дэвис поболтать и выпить с Элизабет по чашечке кофе. Позвонила теща и сообщила, что вряд ли сможет прийти в воскресенье — кажется, у нее начинается насморк. Людям с простудой приближаться к Элизабет категорически возбранялось: у человека, живущего на аппарате искусственного дыхания, простуда часто переходит в пневмонию, а пневмония означает смерть. Если мать Элизабет не придет в воскресенье, я не смогу поехать в Вирджиния-Уотерс. Все утро я бесцельно проболтался по квартире, пытаясь уговорить себя, что будет куда лучше, если она окончательно разболеется, и зная, что, если это произойдет, я буду несчастнейшим человеком на свете. Люк-Джон пробежал статью о нестартовавших фаворитах и откинулся на спинку кресла, вперив глаза в потолок. Свидетельство крайнего возбуждения. Дерри выхватил у него листки и начал читать в свойственной близоруким медленной и напряженной манере. Закончив, он глубоко вздохнул: — Ого! Кое-кто будет просто в восторге! — Кто? — спросил Люк-Джон, опуская глаза. — А тот парень, который проворачивает все эти делишки. Люк-Джон смотрел на него задумчиво и мрачно. — Главное, не дать им возбудить уголовное дело. Отнеси-ка копию вниз, к юристам, и скажи, чтоб глаз с нее не спускали. Дерри удалился со свернутой в трубочку статьей, и Люк-Джон позволил себе улыбнуться. — Да... вещь, так сказать, на уровне мировых стандартов... — Благодарствуйте, — ответил я. — Кто все это тебе насвистел? — Пара маленьких птичек. — Брось, Тай, я серьезно. — Я слово дал. Они все замешаны в той или иной степени. — Но я-то должен знать. И главный захочет знать... Я покачал головой: — Дал слово. — А я могу здорово почистить эту статью. — Ой-ой-ой, никак пошли угрозы! Люк-Джон раздраженно потер кадык. Я оглядел большой гудящий зал: в каждом отделе, как и в спортивном, собирали и сортировали материал и готовили окончательные варианты. Чтобы попасть в печать, большая часть работ поступала к наборщикам по пятницам, иногда даже по четвергам. Но сенсационные статьи, которые следовало опубликовать раньше других газет, лежали под замком до окончательной верстки воскресного номера и отправки его в типографию в субботу вечером. Наборщики были не прочь заработать лишние десять фунтов, продав какую-нибудь скандальную историйку конкурирующим газетам. Если юридический отдел и главный редактор пропустят мою статью, в типографию она поступит лишь в последний момент, и для махинаций времени не останется. Все скандальные разоблачения в «Блейз» оберегали как зеницу ока. От юристов Дерри вернулся без статьи. — Сказали, что должны над ней поработать. Попозже позвонят. — Отнесу-ка я этот экземпляр главному, — заметил Люк-Джон. — Посмотрим, что он скажет. Он удалился, и Дерри невольно проводил его Презрительно-восхищенным взглядом. — Как ни крути, а именно ради спортивного раздела эту газетенку раскупают люди, которые иначе и в перчатках бы к ней не притронулись. Наш Люк-Джон, несмотря на все подлые штучки, ест хлеб недаром. Люк-Джон вернулся и с ходу включился в бурный спор с футбольным корреспондентом. Я спросил его, что было на похоронах в среду. — Похороны как похороны. Холодно. Вдова много плакала. Даже нос стал сиреневым: красным от слез и синим от холода. — Прелестно. Он усмехнулся: — Сестра все ее утешала. Говорила, мол, здорово ей повезло, что Берт затеял эту историю с дополнительной страховкой... — Что?! — Ага. Так и знал, что тебя это заинтересует. Немного поболтал с сестрицей. Две-три недели назад Берт утроил сумму на страхование жизни. Объяснил жене, что при выходе на пенсию они будут лучше обеспечены. — Так, так... — Поэтому его смерть должна выглядеть как несчастный случай, — кивнул Дерри. — При свидетелях. Страховая компания могла отказаться платить, если бы это случилось без свидетелей. — Посмотрим, может, они опротестуют и этот случай. — Не думаю. Вряд ли удастся. В следственном заключении значится смерть от несчастного случая. Вошла секретарша главного с моей статьей. Лакомый кусочек в дорогостоящей упаковке, завязанный колючей проволокой. Судя по слухам, еще никому не удалось пробиться сквозь ее колючки. В верхнем углу над визой юриста редактор начертал «добро». Люк-Джон взял статью, удовлетворенно кивнул и сунул ее в верхний запирающийся ящик стола, продолжая при этом дебаты с футбольным корреспондентом. Дел у меня в редакции больше не было. Я сказал Дерри, что весь день буду дома, и распрощался. Я уже почти дошел до двери, когда Люк-Джон окликнул меня: — Тай... совсем забыл. Тебе звонила какая-то женщина. — Миссис Вудворд? — Нет. Постой-ка, я записал... Ах да, вот оно: мисс Гейл Поминга. И просила позвонить. Что-то насчет «Тэлли». Он протянул клочок бумаги с телефонным номером. Я подошел к свободному столику и снял трубку. Рука была твердой. Чего нельзя было сказать о сердце. — Западная школа изобразительных искусств. Чем могу служить? |