
Онлайн книга «Готовь завещание летом»
– Ты женат вроде бы. – Женат, – не спорил Мазуренко. – И что? У жены давно своя жизнь, у меня своя. Я же не брошу ее, квартира, содержание – все при ней останется. Как жила, так и будет жить дальше. Только меня рядом с ней не будет. Но ты же меня понимаешь? – Я понимаю, а она? – Жена? Она бы тоже поняла. Не сразу, но со временем обязательно бы поняла. – Ты ей уже сказал, что хочешь к другой женщине уйти? – И документы заставил на развод подать. Там ведь ребенок, мой малыш! – Уверен, что твой? – Конечно, мой! А то чей же? – Да поговаривают про покойницу всякое. Вроде бы хахаль у нее какой-то завелся. Никитой зовут. – Кабы кто был, я бы уж знал! – отрезал депутат. Но после этой вспышки замолчал, задумался, а потом признался: – Хотя… Действительно, в последнее время Маргошка что-то печальная сделалась. На здоровье жаловалась. Я приеду – она в постель. Да не так, как обычно, – в бельишке с кружавчиками. А так, словно и знать меня больше не хочет. Но потом я журнальчики у нее увидел для беременных, тест опять же в мусорке валялся, и все мне ясно стало. Залетела моя голубка! Пузатенькая скоро могла ходить. – И вы с ней разговаривали насчет этого? – Она аборт сделать хотела. Я ей запретил. Сказал, что с женой разведусь, раз такое дело, а на ней женюсь. Ребенок – это то, о чем я уже лет двадцать как мечтаю. Сколько мы с женой всяких лекарств перепробовали! Даже на ЭКО согласны были. Не получилось. А у Маргошки получилось. – Но ты уверен, что ребенок твой? Мазуренко подумал, выпил еще водки и глубокомысленно произнес: – Мой или не мой… Теперь-то уж какая разница? Маргошки в живых нету. И ребенка тоже нету. И так Мазуренко это огорчило, что он уронил свою большую голову на сложенные перед собой руки и горько зарыдал. Выглядел он вполне искренним и горько переживал смерть подруги и не рожденного ею ребенка. Похоже, депутат был последним человеком, кто согласился бы причинить Маргарите вред. Да он был готов с нее пылинки сдувать все девять месяцев ее беременности, лишь бы она родила ему здорового малыша, о котором он так страстно мечтал многие годы подряд. Но тут Мазуренко внезапно поднял на Василия Петровича глаза и произнес: – Знаешь, как я с Маргошкой своей познакомился? На улице ее подобрал, в прямом смысле этого слова. Ночь, темнота, а она одна бредет, и в руках только чемоданчик маленький. И знаешь, что в том чемоданчике у нее было? – Нет, – помотал головой Василий Петрович. – А был там реквизит сценический. Парики и грим. Маргошка у меня не простая девочка, она на сцене театра выступала. – В вашем городском театре? – Бери выше! В столице! В самой Москве! – А тут? – Нет, – помотал головой депутат. – Тут я ее на сцену не пустил. Ни к чему мне шумиха. Да она и сама не рвалась. – Почему? – Разочаровалась она в театре. И в театральных людях тоже. У нее роман в том театре был, неудачный, как я понял. Она мне потом призналась, что если бы меня не встретила, то, наверное, с моста бы в речку с головой сиганула. – Что так? – Обидел тот мужчина ее сильно. Изменил ей, да еще гадко поступил, с ее родной сестрой связался. Роднулечка моя! Сколько ей в жизни вынести пришлось! И, утирая пьяные слезы, Мазуренко продолжил свою речь: – А я ей квартиру купил, машину, домик за городом на ее имя переписал. Она у меня ни в чем отказу не знала. Ну а в театр теперь предпочитала сама ходить. И кстати говоря, очень хвалила нашу труппу. Говорила, что играют для провинции очень неплохо и слаженно. – Для провинции? Выходит, сама она из большого города сюда подалась? – Говорю же, из Москвы. – А почему сюда? – Судьба так распорядилась. Когда она в кассу билетную сунулась, то попросила билет на ближайший поезд. Так и приехала. Ко мне… Любимая моя. И было это уже пять лет назад. С тех пор бывшая столичная актриса совсем забыла про успех, поклонников и вообще про театральные подмостки. Она зажила тихой обывательской жизнью. Видимо, нанесенная ей рана была слишком глубока, и требовалось много времени, чтобы ее залечить. Пока Василий Петрович размышлял об этом, депутат Мазуренко совсем расклеился. Плакал, рвался то к Марго, чтобы повидаться с ней в последний раз, то к жене, чтобы мириться, коли уж теперь ничего другого не остается. Но в конце концов никуда не пошел и уснул, бормоча что-то о том, что жизнь прошла напрасно. Василий Петрович сдал депутата на руки его водителю, который совсем не удивился, обнаружив своего хозяина в таком состоянии. – Он у нас частенько так домой едет. Ничего, Алле Константиновне не привыкать. Она его и похуже видала. – Алла Константиновна – это супруга? – Она самая. В голосе водителя, когда он заговорил о своей хозяйке, послышалось невольное уважение. И Василий Петрович не удержался, спросил: – А как, по-твоему, Алла Константиновна про Марго давно знала? – От нее ничего не укроется. Знала, конечно. Только если меня спросить, то я так скажу, нехорошо хозяин задумал с женой поступить. Алла Константиновна из него человека сделала. Она и ее папаша. Тот еще в советские годы на руководящих постах сидел, связи и остались. Алла Константиновна и речи за своего мужа писала, и в его предвыборной кампании участвовала. А он с ней вон как… Ради какой-то девки жену бросить задумал. Разве же так делают? – У девки ребенок должен был быть от твоего хозяина. – И чего? Ребенка возьми в свой дом, а девку зачем? Алла Константиновна, я уверен, ребенка бы приняла. И воспитала бы настоящим человеком. А что Маргаритка могла ребенку дать? Она только и умела, что ногами дрыгать и кривляться перед зеркалом. Пошлет меня к ней хозяин, продукты там отвезти или еще по какому делу, зайду к ней, вечно она либо физиономию себе малюет, либо у перекладины ногами размахивает. Срамота! Алла Константиновна вовек бы себе ничего подобного не позволила! Позиция водителя была в этом вопросе совершенно ясна. Он был на стороне законной хозяйки. – Ты слышал, Маргариту ведь убили. – Да вы что? – ахнул водитель. – Не врете? – Чистая правда. – А знаете, я так скажу, туда ей и дорога! – Что так? – Да потаскуха она, вот что! – сплюнул на землю шофер. – Сначала-то нормально себя вела. А в последнее время хвостом крутить начала. Как хозяин ей ни позвонит, то она у врача, то у стилиста, то еще где. А правда в том, что к хозяину она охладела. Забыла, сколько он для нее добра сделал! Да еще с мужиком я ее недавно видел, вот так-то вот! |