Онлайн книга «Республика Шкид»
– Николай Кровавый? – сказал Японец. – Или Николай Палкин? Выражайтесь точнее! Академик опять покраснел. – Товарищи, – начал он, – я – старый человек. Я не… – Да, да! – закричал Японец. – Вы старый человек, Эдуард Константинович, а мы новые. Как видно, старые птицы не могут петь новых песен. Что ж делать! Адью! Нам придется расстаться. – Что?! – попробовал возмутиться Академик. – Как вы сказали? Повторите! Но «академический» тон ему не помог. Когда мы решали «вон» – это было свято. Академика сняли с работы административным путем по ходатайству нашего класса. Мы проводили его – честное слово – с сожалением. Нам не хотелось расставаться с хорошим преподавателем. Ведь мы опять оставались без русского языка.Графолог Этот маленький человек пришел на урок в пальто, как будто предчувствовал, что является ненадолго. Снял у дверей галоши и мило улыбнулся. – Здравствуйте! – Здравствуйте, – довольно приветливо ответили мы. Он взобрался на кафедру, ласково и внимательно оглядел сквозь очки класс и тихо сказал: – Вы знаете, кто я? – Догадываемся, – ответили мы. В нашем классе давно уже не было преподавателей анатомии, биологии и русского языка, и вот мы наперебой стали высказывать свои предположения: – Анатомик! – Биолог! – Русский! – Я – графолог, – сказал человек. Этого мы не ожидали. – Это что же такое – «графолог»? – спросил Воробей. – А вот что, – сказал человек, – я по почерку, по начертанию букв и прочих графических знаков определяю характер человека и его склонности. – Здорово! – закричал Мамочка. – А шпаги глотать вы умеете? – спросил Японец. – Нет, не умею, – ответил человек. – Я – графолог. По почерку я узнаю людей злых и мягких. Я угадываю тех, кто склонен к путешествиям, и тех, кто не любит излишних движений и пертурбаций. Мы радостно ржали. – Фокусник! – заливался Янкель. – Ей-богу, фокусник! – Хиромант! Гадалка! – визжал Японец. Человек, все так же улыбаясь, порылся в карманах пальто и вытащил оттуда какой-то конверт. Мы замерли. – Вот, – сказал он, вытряхивая из конверта на кафедру кучу квадратных билетиков. – Я дам каждому из вас по такому билетику и попрошу написать какую-нибудь фразу. Кто что пожелает. Содержание и смысл не имеют значения. – Послушайте, – сказал Японец. – Зачем все это? – Ага, – улыбнулся графолог, – вы любознательны, молодой человек, это похвально. Прежде чем приступить к воспитательской работе, я должен изучить аудиторию. Моя наука, графология, помогает мне в этом. Возьмите билетики, мальчики. Мы кинулись на приступ кафедры и расхватали билетики нашарап. После этого быстро, как никогда, мы расселись по своим партам. – Пишите, – сказал графолог. – Что хочешь писать? – закричал Купец. – Что угодно, – ответил графолог. И мы постарались. В самом деле, что можно было ожидать от дефективных шкетов? Что, помуслив карандаши и поскоблив затылки, они напишут нежным, изящным почерком: «Луна сияла в небесах»? Или: «Я люблю мою маму»? Записки, поданные графологу, были сплошь непристойные. Вычурные ругательства не помещались на маленьких квадратиках. Специалисты по ругани делали переносы и дописывали слишком сложные предложения на оборотной стороне бумаги. – Прекрасно, прекрасно, – сказал графолог, собирая записки в груду. Вы слишком прилежны. Всё? – спросил он. – Всё, – ответили мы. Поправив очки, он начал читать. Уже на четвертой записке он так покраснел, что мы испугались. Так умеют краснеть только девочки и некоторые мальчики, которых часто дразнят и бьют. Взрослых людей мы не видели этаких. Проглядев еще две-три записки, графолог поднял глаза. Мы испугались. – Ну вот, – сказал он. – Все это нужно, пожалуй, показать вашему директору. Он, мне думается, лучше сумеет определить ваши характеры и ваше поведение. Но вы не ошиблись, – вдруг улыбнулся он. – Я – фокусник. – Видите эту груду бумажек? – сказал он. – Она есть! Загадочно улыбаясь, он снова полез в карман и вытащил оттуда что-то. Всё больше и больше пугаясь, мы вытянули шеи, приподнялись над партами. Вытащи он из кармана змею или живого зайца, мы бы не испугались больше. Мы чувствовали себя как в цирке, где все невозможное возможно. Но он вынул – спички. Размашисто чиркнув, он подпалил бумагу. Пламя скользнуло по белому вороху, потекло к потолку и проглотило наш страх. – Теперь ее нет, – раздался голос графолога. – Ур-ра-а-а! – закричали мы. – Ура! Ура! Голубоватый дым рассеялся над кафедрой. Человек у дверей надевал галоши. – До свиданья, – сказал он и скрылся. Мисс Кис-Кис По-видимому, эту барышню долго и основательно пугали. Добрые люди наговорили ей ужасов про дефективных детей. Перед этим она прочла не одну и не две книжки про беспризорников, которые сплошь убийцы и поджигатели, которые разъезжают по белому свету в собачьих ящиках, ночуют в каких-то котлах и разговаривают между собой исключительно на жаргоне. Барышня подготовилась. Пока Викниксор знакомил нас с нею вечером после ужина, мы насмешливо разглядывали это хрупкое, почти неживое существо. Когда же Викниксор вышел, со всех сторон посыпались замечания: – Ну и кукла! – Скелет! – Херувимчик! – Мисс Кис-Кис… Барышня покраснела, потупилась, закомкала платочек и вдруг закричала: – Ну, вы, шпана, не шебуршите! От неожиданности мы смолкли. Барышня сдвинула брови, подняла кулачок и сказала: – Вы у меня побузите только. Я вам… Гопа канавская!.. – Что? – закричал Японец. – Как? Что такое? Он вытаращил глаза, схватился за голову и закатился мелким, пронзительным смехом. Японец дал тон. За ним покатился в безудержном хохоте весь класс. Стены задрожали от этого смеха. Барышня громко сказала: – Вы так и знайте, меня на глот не возьмете. Я тоже фартовая. Она усмехнулась, харкнула и сплюнула на пол. Молодецки пошатываясь, она зашагала по классу. |