Книга Третья тетрадь, страница 63 – Дмитрий Вересов

– Здорово, Мигель! – поймал он его у гардероба. Юноша выглядел настоящим румяным античным богом, представляя собой именно то, что и нужно было сейчас Даниле. – Как Серега? Все не могу добраться.

– Позор семьи, – бодро ответил Мишка. – А почему Мигель-то?

– Да так, сериал вчера сдуру посмотрел.

– Понятно. Чего к нам не ходишь?

– Смысла не вижу. Но дело не в том, у меня к тебе разговор, на двадцать минут, не больше.

К счастью, рядом мигал огнями неизвестный Даху ресторанчик.

– Видишь, как ублажают, – довольно похвастался Мишка. – Хотя какой, на хрен, ресторан нашему брату!

– Я угощаю, – поспешил Данила.

Ресторанчик, несмотря на крошечные параметры, оказался дорогущим, а свободных денег у Даха в связи с обстоятельствами не было. Они заказали по бутылке швейцарской минералки.

– Ты, я понимаю, парень конкретный, – улыбнулся Дах, ненавидевший это слово, к несчастью попавшее в молодежный жаргон и потерявшее свое нормальное значение, – и потому буду говорить открытым текстом. Согласен?

– Лады.

– Тогда слушай внимательно. Есть одна девушка, актриса. Начинающая, конечно, но не суть. Ее надо… скажем так, поставить на место. И потому – я уезжаю, а ты начинаешь за ней ухлестывать по полной программе. Можешь даже влюбиться по-настоящему – не обижусь. Разумеется, каждый труд должен быть оплачен – вот деньги. – Он пододвинул Мишке конверт, и тот неуверенно провел по нему пальцем. – Не волнуйся, хватит.

– Да я не о том. А вдруг она того…

Данила на миг представил, как Аполлинария рассказывает этому мужлану свои видения, и через силу улыбнулся.

– Она вполне нормальная.

– Да нет, вдруг и она в меня? Тогда что?

– Тогда, как обычно, привет – и в койку.

– Ну ты даешь!

– Что ж поделаешь, тебе морду не набьешь, правда? – Оба рассмеялись. – Но только чтобы все было красиво, ухаживанья, прогулки под фонарем, кофейни и так далее.

– Обижаешь.

– Значит, так: встретить ее можешь каждый вторник и субботу у театра «Сказочка», в пять часов. Вот адрес. – Дах написал адрес на конверте с деньгами. – Зовут Лина, невысокая, глаза как крыжовник. Все ясно?

– В общем, да. Странный ты, Даниил.

– Жизнь вообще странная, Мигель. Ну, я побежал, приступай с понедельника.

На улице Данила первым делом прополоскал рот прихваченной минералкой, словно от того языка, на котором ему пришлось только что разговаривать, во рту у него осталась грязь. То, что он сделал, конечно, чудовищно, но он руководствовался высшими велениями судьбы – а этот щенок даже ни секунды не поколебался… Впрочем, чего ждать от этой простой натуры с крепким душевным здоровьем, когда он сам… Как печально, что даже великая подлость исполняется нынче убого, без размаха. Даха разбирала досада: то, о чем в прошлом веке можно было бы написать целый роман, что стоило бы долгих мучений души и страданий гордого ума, теперь происходит обыденно и пошло.

Он медленно шел по дорожкам, как в детстве, разбивая каблуком последний слабый ледок и отстраненно думая о том, что, возможно, встреча с Аполлинарией была ниспослана ему отнюдь не для психологических опытов и не для пути к наживе, а как шанс выскочить из колеи судьбы, но он, мелкий современный человек, не потянул… О, если бы он больше любил ее, а не ту, так до конца никем и не разгаданную, если бы он вообще умел любить, если бы так не страдал в детстве, если бы… если бы…

Апе Данила сказал, что уезжает по делам в Торжок, просил не звонить и быть умницей.

– Может быть, одна, без меня, ты как-то разложишь себя по полочкам – такое иногда делать просто необходимо – и поймешь многое.

– Что ты хочешь, чтобы я поняла? Что со мной происходит? Я больше не желаю в этом разбираться. – Она посмотрела на него почти со злобой. – Если бы не ты, я, может быть, просто не обратила бы на все эти глюки внимания – это ты меня в это втянул, втравил, а теперь советуешь разбираться! Ты хотел попользоваться мной для каких-то своих целей, но у тебя ничего не вышло – и теперь я виновата! А мне все ваши домыслы, голоса, таинственные дома не нужны, я их ненавижу, слышишь, ненавижу!

Данила слушал с печальной улыбкой, стараясь снова увидеть шестидесятницу с восторженным взором, с невинным лбом, которой надобно все или ничего… Но тайный ход судеб отказал ему даже в этом, последнем – и он уехал, так и не расстегнув напоследок пару дюжин костяных пуговок.

Город уходил назад, отлетая незаметно, как душа. И, в конце концов, что был этот город – не только ли определенная сумма воспоминаний и ассоциаций? Ничего реального, за что можно было бы зацепиться, одна сплошная мифология, причем уже возведенная в приличную степень. Миф о мифах – и всё. И каждое очередное приключение лишь ложится еще одним слоем в основание новых: мы все здесь живем на костях других не только в прямом, но и в метафорическом смысле.

И тогда, назло всему, Дах заставил себя думать лишь о реальном, о том, что сейчас непосредственно угрожало его материальному миру, и, перебирая события последних нескольких месяцев, встречи, клиентов, информацию, в том числе вспомнил слова Нины Ивановны о приходившем старике с собаками.

Стоп. Не много ли стариков с собаками на такой короткий промежуток времени, выпадающего в этой жизни одному человеку? Раз, два, три. Дах немедленно позвонил Нине Ивановне и потребовал описания приходившего, несмотря на давность времени. Впрочем, затем он и держал ее, чтобы иметь возможность задавать такого рода вопросы.

Нина Ивановна задумалась на секунду и медленно, словно старик опять в эти мгновения стоял перед ней, проговорила:

– Чуть выше среднего роста, очень худой, шапочка как у вас, Даня, лет ему – за пятьдесят, и еще, me parece, он из моряков.

– Почему?

– Выколотый якорь между большим и указательным.

– Отлично. А собаки?

– За количество не поручусь, но никак не меньше четырех, очень разномастные, воспитанные такие шавочки.

– На поводках? – уточнил Дах, вспомнив висевшую на стенке будочки амуницию.

– Да, что-то вроде сворки.

– Спасибо, за столь полезную информацию возьмите из кассы, сколько сочтете нужным. И еще: если он появится, пусть оставит координаты… Или нет, лучше скажите ему, что я сам приду к нему на Смоленку.

– Хорошо, Данечка, – ничуть не удивилась Нина Ивановна.

После разговора с Ниной Данила позвонил Князю. Дневной звонок был делом редким, и Данила прямо-таки увидел, как Князь вытягивается по струнке, поднося трубку к уху.

– Ну и где божий одуванчик? – не здороваясь, потребовал Дах.

– Нету, как сквозь землю провалился, мамой клянусь.

– Предположим. А похожие встречались?