Онлайн книга «Избранник Ворона»
|
— Нил! Ты-то тут что делаешь? — А ты? — Я теперь здесь секретарем работаю. В паспортном столе. — А я как раз человечка одного разыскиваю. — Кого же, если не секрет? — Линду. Не знаешь, где она? Глаза у Кати сузились, пальцы сжались в кулак. — Не знаешь? — повторил он. — А ты? Тебя, что ли, еще не вызывали? — Куда вызывали? Где Линда? — В тюрьме твоя Линда! — выкрикнула Катя. — Она Ринго прирезала! «Таня! — отчего-то пронеслось в ошеломленном мозгу Нила. — Надо срочно связаться с Таней. Она подскажет выход». * * * — Честно говоря, молодой человек, изначально мне очень не хотелось брать это дело. Бытовая поножовщина не совсем, знаете, по моей части, и если бы не просьбы моей любимой падчерицы и огромное уважение, испытываемое мною к таланту вашей матушки… Николай Николаевич Переяславлев, седовласый импозантный мужчина в дорогом сером костюме в мелкий рубчик, сделал многозначительную паузу. Нил кивнул, показывая, что полностью разделяет отношение знаменитого адвоката к искусству Ольги Владимировны. — Но в ходе работы моя позиция претерпела существенные изменения, да-с, я бы даже сказал, кардинальные, — продолжил адвокат, красиво модулируя своим мягким баритоном. — Следствием допущены грубейшие процессуальные нарушения, мириться с которыми я не собираюсь. Единственные фигурирующие в деле показания вашей жены были сняты с нее в отделении милиции при явке с повинной, никакого хода не получило письменное заявление потерпевшего Васютинского, практически снимающее всю вину с подозреваемой… Знаете, что он написал? Будто бы в ходе совместного чаепития потерял равновесие и неудачно упал животом на нож, который она держала в руке. Силен! Самое же интересное, что через двое суток после перевода из реанимации в общую палату из больницы Васютинский попросту сбежал, а эта халда Щеголькова не только не принимает никаких мер по его разысканию, но даже узнает о его исчезновении только от меня. Что уж говорить об опросе свидетелей, анализе вещественных доказательств! По существу, за четыре с лишним месяца не было проведено никаких следственных действий. И когда я указал на это Щегольковой, то получил потрясающий ответ: «Что вы хотите, у меня десятки таких мелких дел, до всего руки не доходят. Вот если бы она его убила!..» Одно слово — органы! Если у этой чувырлы достанет глупости предъявить такую тухлятину на суд, мы обеспечим ей такое частное определение, что потом никакой ЖЭК в юрисконсульты не возьмет, это я вам обещаю! — Извините, Николай Николаевич, но Линда… то есть жена. Как ее вытащить? — Не спешите, молодой человек. Сейчас у нашего малоуважаемого оппонента одна забота — изыскать благовидный предлог, чтобы прекратить дело. Не стоит ей мешать, это существо мстительное, злобное, и может сильно напакостить. — И сколько времени она будет изыскивать предлог? — Полагаю, неделю-две. Самое большее — месяц. — Месяц! Еще целый месяц невиновный человек… — Про невиновность вы, положим, загнули. Тыкать в знакомых ножичками — такое занятие наш уголовный кодекс все-таки не поощряет. — Ну, хотя бы что-нибудь, Николай Николаевич, прошу вас! Может быть, свидание… — Вполне реально. Только вот что я вам скажу, юноша: законное свидание в казенном доме — процедура малоприятная, морально тяжелая. С вашего позволения, мы поступим иначе… Обычно мадам Щеголькова за подобную услугу берет от пятидесяти до двухсот рублей, но в данных обстоятельствах мы вправе рассчитывать на некоторую скидку. Думаю, коробки шоколадных конфет будет достаточно… * * * Серый воздух, отблеск жирной слизи на всех поверхностях, пятнистый кафельный пол, весь в выбоинах, гулкое эхо каждого шага. И какая-то особенная, тотальная вонь, исходящая не от чего-то конкретного, а от всего в совокупности. Место нечеловеческое, несовместимое с человеком. Железная дверь, лоснящаяся зеленой краской, а за ней — куб пространства, пустота которого нарушена лишь длинным столом с сырыми темными пятнами, въевшимися в деревянную поверхность, и низкими скамьями, намертво привинченными к бетонному полу. Микроскопическое мутное окошко под потолком, бурые стены в унылых подтеках. Не пробыв в этих стенах и нескольких минут, он был болен, подавлен, разбит… — Громче! — сварливо просипела растрепанная пожилая женщина с простуженным красным носом и нечистой кожей. — Баренцев Нил Романович. — Дата и место рождения, пол, социальное происхождение, национальность, семейное положение, должность и место работы, домашний адрес?.. Нил громко, монотонно отвечал на вопросы, неопрятная тетка остервенело скрипела пером и раз в несколько секунд звучно сморкалась в грязный платок. — Знаете ли вы находящуюся здесь гражданку? — Да… — Громче! — Да, знаю. Это Баренцева Ольга Владимировна, моя жена. В центре зеленой двери, лязгнув, опустилось окошко, и хриплый голос сказал: — Нина Наумовна, вас ждут в шестом. Следователь Щеголькова захлопнула папку, положила в потертый портфель и встала. — Полчаса, — тихо сказала она. Они остались вдвоем, и Нил впервые поднял на Линду глаза. Она не походила на узницу нацистского концлагеря из кинофильма «Обыкновенный фашизм», но изменения, происшедшие с ней, были ужасны. Потухший взгляд, потемневшие, набрякшие веки, нездоровая, мучнистая бледность расплывшегося лица, свисающие патлами отросшие волосы. Из-под нелепого серого халата выглядывал воротник красно-синей ковбойки, которой он раньше не видел. — Как ты? — Нормально… — Ты… ты прости меня, пожалуйста… Мне не сообщили, я только недавно узнал. — Он всхлипнул и торопливо засунул руку в карман. — Вот… Бутерброд с сыром, шоколадка. Извини, что мятые, в карманах нес, сумку пришлось сдать… — Давай сюда, бабам отнесу. — А ты? — Мне хватает. Кормят здесь сносно. Рыба, каша, чай с сахаром… Если хочешь, можешь курева переслать и витаминчиков, а то зубы шатаются. — Да, да, разумеется. Нил дрожащей рукой достал сигареты, спички, придвинул к ней. — Бери всю пачку. Я еще куплю. — Отберут. С фильтром нельзя. — Она жадно затянулась и тут же закашлялась. — Отвыкла. — Теперь я вытащу тебя отсюда, адвокат говорит — дело нескольких дней… — Да ладно, дыши ровно. Ты ни в чем не виноват и ничем мне не обязан. — Я не могу дышать ровно, пока ты остаешься в этом аду! — Брось, Баренцев, ты просто не знаешь, о чем говоришь. Есть дружок, такие местечки, по сравнению с которыми здесь санаторий-люкс. Четырехместные номера с умывальником и персональными шконками, постельное белье, радио, шахматы, библиотека, трехразовое питание, часовые прогулки, баня по пятницам. Не хватает только бильярда, танцплощадки и бара с коктейлями… Эй, ты что, пусти! От меня же парашей несет, трусы застиранные… |