Онлайн книга «Скитания Ворона»
— К госпиталю.? Но зачем? И почему такая срочность? — Дело в том, что наш клиент, мсье Корбо, находится при смерти и может в любую минуту покинуть сей бренный мир… — Но я не знаю никакого Корбо. Это какая-то ошибка. — Нет, мсье, это не ошибка. Наш клиент предупреждал, что вы можете не знать его фамилии, и просил в таком случае напомнить вам про красный шарф… — Красный шарф?.. Погодите, так это что, Фил, старый клошар с моста Толбиак? — Да, мсье Филипп Корбо, пятидесяти пяти лет. — Я еду! Ждите меня у главного входа. Нил с трудом узнал старину Филиппа. И дело было не в тяжелой болезни, наложившей свой нестираемый отпечаток на облик старика — хотя, не такой уж он, оказывается, и старик, пятьдесят пять, это еще не старость. Просто Нил никогда прежде не видел его умытым, выбритым, на фоне белоснежных простыней и стерильно-чистой одноместной больничной палаты. Глаза Фила были незряче устремлены в белый потолок; к тощей, бледной, поросшей редкими волосками руке тянулась прозрачная кишка капельницы. У датчика, отсчитывающего слабый, неровный пульс, замерла молодая, невзрачная медсестра. — Софи, оставьте нас, — размеренным, не терпящим возражений тоном проговорил адвокат Зискинд. Медсестра бесшумно удалилась. Зискинд показал Нилу на табуретку возле постели больного, сам по-хозяйски уселся в кресло у окна. — Мсье Корбо, вы нас слышите? Мы разыскали вашего друга… — Мы, Наполеон Бонапарт! Чего разорался-то, кошерная морда? — прошелестел чуть слышно Филипп. — Я и сам слышу, хоть и слепой, но не глухой асе. Разыскал — и славно… Эй ты, алкоголик, дай руку… Сюда вот положи… Теперь чую — и точно ты. — Фил, я… — Помолчи пока, жалкие слова для бабы своей побереги. А ты, законник, сходи, проветрись пока. Только далеко не отходи, понадобишься скоро… Адвокат Зискинд пожал плечами, выразительно посмотрел на Нила, вышел, прихватив свой черный портфельчик. — Я вот чего сказать-то хочу, — продолжил Фил, услышав звук закрывающейся двери. — Я ведь в долгу перед тобой… — Фил, о чем ты говоришь, какой долг?.. — Погоди, не перебивай… Сигару твою, что ты мне на сохранение дал, я не уберег… Схоронил, понимаешь, на барже, в самом укромном уголочке, куда ни одна сволочь сунуться не догадается, а она и того, баржа-то… — Что «того»? — Утонула, вот чего! Как-то возвращаемся мы с Жажкой с промысла домой — а дома-то и нет, одна труба торчит из воды. Не нырять же, сам подумай… — И ничего не осталось? — Только что при себе было… Ну, и пошли мы себе дальше, а что делать, жаловаться некому, и страховку никто не заплатит… Вскорости нашли себе новое пристанище, в подвале под котельной. Не то, конечно, темнотища, да и сырость… Пару зим перекантовались кое-как, а потом здоровье совсем ни к черту стало, еле-еле на улицу выползал. А тут пошел как-то пропитание добывать, и прямо на улице грохнулся, хорошо, добрые люди подобрали, сюда вот определили. Хорошо здесь помирать, самое место, чисто и тихо… — Не говори так! Тебя вылечат, обязательно вылечат… — Чушь! Да и не хочу я, давно уж душа на покой просится… Одно только не отпускает, к Боженьке-то, как там Жажка моя, хоть и проблядь последняя, а все живая душа… Ты, парень, разыщи мне ее, понимаю, не просто это, но ты разыщи… Может, так и сшивается у нашего подвала, так я тебе скажу, как его найти… Эй, ты чего лыбишься, я смешное сказал? И каким зрением углядел слепой клошар улыбку, лишь чуть-чуть тронувшую губы Нила? — Фил, я хотел тебе сказать, но ты не дал мне и слова вставить… Понимаешь, Жажа… она здесь, внизу, ее не надо искать, она сама нашла меня у входа в корпус, и я сказал, что это моя собака… — Ты сказал, что это твоя собака… И ты действительно готов заботиться о ней, когда я… когда меня не станет? — Готов. — И ты не сдашь ее на живодерню, не пристрелишь, не утопишь, как утопили ту русскую собаку… ну, ты еще рассказывал… — Я рассказывал? Про Муму? — Да, да, ее звали Муму… Ты клянешься? — Я? Да, Фил, я дам ей все, о чем только может мечтать собака. — Не врешь? Ладно, ступай, приведи мне ее. Ты должен повторить это в ее присутствии… Да и позови этого адвокатишку пархатого, он тоже нужен. Чувствуя себя полным идиотом, Нил вышел в коридор. У окна маялся без дела адвокат Зискинд. — Он просит вас, — сказал ему Нил. — А я иду вниз. Помните, та псина, что у входа облизала мне ботинок, а вас облаяла? Так вот, это его собака, он просил привести ее… Нил замолчал. По коридору деловито трусила Жажа. И такое мудрое создание — на живодерню? Да никогда!.. — Итак вы, господин Нил Баренцев, проживающий в городе Париже по адресу… в присутствии двух свидетелей, госпожи Софи Пейрак, медицинской сестры, и господина Мохаммеда Диба, служащего охраны, добровольно принимаете на себя все обязательства, сопряженные с обеспечением достойного содержания особы, известной под именем Жажа, собаки, женского пола, порода неизвестна, цвет белый, возраст шесть лет? — Принимаю. — Распишитесь вот здесь… и здесь. Свидетели, распишитесь. Благодарю вас. Переходим ко второму документу. Адвокат Зискинд поправил очки, поднес к глазам исписанный лист гербовой бумаги, откашлялся. — «Я, Филипп Корбо, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество единственному моему наследнику Баренцеву Нилу…» Мсье Корбо, подпишите, будьте добры… Адвокат положил завещание на разлинованную дощечку, на которой регистрировалась температура больного. Охранник-араб поднес дощечку к груди Филиппа, медсестра вложила ему в руку авторучку и подвела руку к нужному месту. Филипп поставил закорючку и в изнеможении откинулся на подушку. — Господа, теперь вы, — обратился адвокат к свидетелям. — Подпишите здесь и здесь, все, вы свободны, благодарю вас. Господин нотариус… Вызванный по этому случаю штатный больничный нотариус, пожилой, с бархатной бородавкой на носу, с важным видом скрепил документ надлежащими печатями и расписался. — Вот так, парень, вступай в права наследства… — прошептал Фил, хотел рассмеяться, но только закашлялся. Кашлял мучительно, долго, прибежавшая по звонку медсестра брызнула ему в рот из ингалятора и сделала укол. Фил схватил ее за руку, по лицу его пробежала судорога. Посиневшие губы шевелились, будто он силился произнести одно короткое слово, но все не получалось. — Жажа, — догадался Нил. — Он хочет попрощаться с собакой. Жажа! Он приоткрыл дверь туалета, оттуда пулей выскочила Жажа и прыгнула на грудь Филиппа, перепачкав простыню своей грязной шерстью. |