Книга Мертвечина, страница 35 – Линда Фэйрстайн

— Когда все это закончится, — сказал Хойт, имея в виду процесс, — я поговорю с Дженной, и мы вместе отправимся куда-нибудь на острова. По Карибам сейчас бродит несколько ураганов, будем надеяться, они не создадут проблем у нас на севере.

— Да, сейчас для них самый сезон. А здесь есть модель вашего парусника?

Хойт подвел меня к дальней стене, где под лепным балконом стояла черного цвета яхта, вероятно, стоившая не меньше двух миллионов долларов.

— «Пират»? — спросила я.

Не самое оригинальное название, к тому же синоним слова «корсар».

— Дж. П. Морган — мой любимый герой.

— Барон-разбойник как образец для подражания? Поэтому вы им восхищаетесь? — спросила я с улыбкой.

— Нет, нет. Он величайший коллекционер всех времен. За это я и люблю его. За страсть, которую люди или разделяют, или не понимают.

— Я нечто подобное испытываю к редким книгам. Только бюджет у меня другой.

В библиотеке Моргана хранится одна из лучших коллекций в мире.

— Он собирал картины и скульптуры, манускрипты, фортепьяно «Стейнвей», лиможские эмали, китайский фарфор, табакерки, готические изделия из слоновой кости. Представьте, что вы можете исполнить любую вашу фантазию.

— А вы? — спросила я. — Что коллекционируете вы?

— Разные вещицы. Всякую всячину. Современное искусство, часы, средневековые гравюры, почтовые марки. То, что мне по карману. Кстати, я уверен, что, когда вы решите покинуть прокуратуру, многие юридические фирмы будут счастливы взять вас к себе и платить вам гонорары, которых вы заслуживаете. Интересно, как вам удается содержать домик на Виньярде на прокурорское жалованье?

— Мне помогает семья.

Этот вопрос меня сразу отрезвил. Терпеть не могу, когда меня спрашивают о таких вещах. Я прекрасно понимаю, как мне повезло с отцом и с его открытием, принесшим столь невероятные дивиденды. Мне хотелось поинтересоваться у Хойта, как он умудрился заработать столько денег на заурядной юридической практике и паре удачных сделок, но потом я решила, что время для этого неподходящее.

— Не знаю, как, но Батталье по-прежнему удается привлекать самых умных и талантливых сотрудников. Мой отец говорил: «Если платить людям крохи, у вас останутся одни цыплята».

Я не стала отвечать на этот двусмысленный комплимент. Молодые адвокаты, с которыми я плечом к плечу работала в прокуратуре и которые, подобно мне, выбрали государственную службу, не рассчитывали на солидное вознаграждение. Их начальный оклад составлял не больше четверти от суммы, которую зарабатывали их коллеги в частных фирмах, и единственным, чем они компенсировали разницу, было удовлетворение от работы. Они не нуждались в яхтах или дорогих коллекциях, чтобы чувствовать себя счастливыми.

Я остановилась перед живописным полотном, на котором был изображен высокий темнокожий мужчина в набедренной повязке. В руке он держал флаг Нью-Йоркского яхт-клуба на длинном древке. Меньше всего он походил на члена этого заведения.

— Вас заинтересовал этот нубиец? — спросил Хойт.

— Он бросается в глаза.

— Джеймс Гордон Беннет, издатель «Нью-Йорк Геральд», финансировал экспедицию одного из своих репортеров, Генри Стэнли, который отправился в Африку на поиски пропавшего доктора Ливингстона. В середине девятнадцатого века Беннет был нашим президентом. Когда Стэнли выезжал верхом на муле из джунглей, первым появился именно этот парень, с эмблемой нашего клуба в руках. Похоже, у Стэнли была отличная команда.

— Живая история, — сказала я, разглядывая картины и мемориальные дощечки, покрывавшие стену от пола до потолка. — Спасибо, что назначили мне здесь встречу. Надеюсь, Питера Робелона не арестуют до окончания процесса? Мне бы очень не хотелось, чтобы суд отменили из-за отставки адвоката.

— Ни в коем случае. Все пока на самой ранней стадии расследования и сбора информации.

— У вас есть сведения, которые я могла бы предложить Батталье в качестве трубки мира? Он ждет не дождется, когда я избавлюсь от дела Триппинга.

— Вы хотите сказать, есть ли у меня что-нибудь, что еще не известно его собственному следователю Джеку Клайгеру? — спросил Хойт.

— Это было бы хорошее начало.

Он сунул руки в карманы брюк и зазвенел монетами. Я улыбнулась и заверила его, что все факты, которые он сообщит, помогут нам завоевать поддержку Баттальи для осуществления наших планов.

— Помните, что произошло с компанией «Им-Клон» несколько лет назад? Сэм Уэксел начал сбрасывать ее акции, узнав, что УКПЛ [10] не одобрит их новое лекарство.

— Да. Это был типичный случай торговли информацией. В деле оказались замешаны даже его отец и дочь, не говоря уже о роли Марты Стюарт.

— Передайте вашему шефу, что Робелон участвовал в такой же махинации. Комиссия по ценным бумагам засекла с помощью компьютерной системы фирму его брата. Акции небольшой компании, стоившие не больше пятисот тысяч, за день взлетели до трех миллионов. В это время сотовый Питера работал без передышки, как 101-я воздушно-десантная дивизия в операции «Шок и трепет».

— И Джек Клайгер не знал?..

— Он затронул только верхушку айсберга, Алекс. — Хойт дал задний ход, почувствовав, что я готова надавить на него. — Я позвоню вам в понедельник, перед судом.

Я свернула на 44-ю улицу и поднялась по 5-й авеню. Стоял чудесный теплый осенний вечер, но, несмотря на ясную погоду, я позвонила сторожу в Виньярд и попросила закрыть в доме ставни. Если Хойт не ошибся насчет приближающегося урагана, это разумный шаг.

В половине пятого я удобно устроилась в кресле парикмахерского салона, предоставив своей знакомой, Эльзе, освежить мою прическу, а Нане — придать ей дополнительный лоск для вечернего похода в театр.

Я вернулась домой около половины шестого и не обнаружила ни звонков, ни сообщений. Вскоре появился Джейк, после пробежки в парке.

— Какие у нас планы? — спросил он.

— Около восьми встречаемся с Джоан и Джимом в театре. Постарайся не забыть билеты. — Я кивнула на ящик тумбочки, достала из шкафа черное шелковое платье и начала одеваться. — Поужинаем в девять, после спектакля. Потерпишь?

— Да. Я заглянул на работу, просмотреть кое-какие материалы. Заодно и перекусил.

Мы взяли такси и подъехали к театру «Бэрримор», где под шатровым входом нас ждали друзья. Ральф Файнс играл в «Отелло», лондонская пресса превозносила постановку до небес. Заняв свои места, мы стали обмениваться новостями, пока в зале не погасили свет и не поднялся занавес. Я переключила сотовый на виброзвонок, убрала телефон в сумочку и положила ее на колени, рассчитывая быстро уйти в том случае, если в ближайшее время кто-нибудь свяжется со мной по поводу Даллеса.