Онлайн книга «Все так»
|
Маме и мне все были рады. Особенно папина мама – бабушка Шура. Она вызвала маму в ванную, обняла и по секрету сказала, что кругом – колдуны. Для убедительности она взяла себя за волосы и сняла их. Так моя мама познакомилась с париками. Голова бабушки Шуры была совершенно лысой. Увидев ее, я подумала, что она – большая счастливица, потому что ей некуда вязать банты. Бабушка Шура считалась сумасшедшей. Это было такое же постоянное явление, как погода, трехразовое питание, книги и поездка к морю в отпуск. Иногда Шуру сдавали в дурдом. За побеги из дому, за уничтожение польской мебели, слив супов и бриллиантов в унитаз, за мгновенный обмен квартир с ухудшением жилищных условий всей семьи. Если разобраться, вроде бы было за что. С другой стороны, лечить ее было уже поздно. И не очень честно. Сумасшествие – удобный социальный диагноз. Гибкий. 18 августа, раннее утро Она считалась нормальной, когда «забыла» французский, заменила отца-сахарозаводчика на «беднейшее крестьянство», перестала понимать немецкий и отправила Ге те в нужник… …когда заговорила «чувырлами» и стала фрикативно выдыхать «хородская булка», когда однажды надела фуфайку, отрезала волосы и поехала на шахты, когда она одна из всей большой семьи «с высшим образованием» знала, что такое митенки и фрикасе, когда она, читая Чехова, не заглядывала в книгу, а, прикрыв глаза, декламировала, почти пела – по памяти… …когда крестила всех попавшихся под руку еврейских детей и, выкрашивая губы предвоенным бантиком, ходила на «немецкие танцы» в клуб, а возвратившись, спала с мужем, бежавшим из фашистского плена красноармейцем Павлом, под кроватью… …когда «спекулировала» мукой и сидела в «режимном заведении» в ожидании Павлуши, который поменяет ее – Шуру, а не муку – на союзнические сигареты, когда купила у безногого попрошайки пистолет и держала его под матрасом «на случай», когда играла на гитаре и тонким, но выученным, вышколенным голосом пела блатные песни вперемежку с Вертинским… Нет, тогда она не считалась сумасшедшей. Ее сдавали в дурдом только тогда, когда бабушка Шура заявляла, что этот мир – заколдован. И другого объяснения у нее нет, но есть средства, чтобы бороться. Бороться с колдунами, которые время от времени вселяются в детей, в мужа, в унитазы, в компоты и соленые помидоры. Злые колдуны иногда вселяются в каждого. Мою судьбу после развода решали на семейных советах, потому что она «не лезла ни в какие рамки». Мама сказала: «Надо отнести и положить ее прямо на порог их квартиры. Позвонить и убежать. Это их! Пусть забирают…» Папина сестра Танечка сказала: «Это как же так? Это ж взять и просто так поломать жизнь молодой девке! Это ж взять и навесить!» Папин брат Гриша согласился: «Одно дело – хотя бы наполовину свое, а другое – вообще чужое». Папа и дед Павел молча вздыхали. А бабушка Шура вызвала меня в коридор, скомандовала: «Бери ребенка, никаких колясок, будем делать ноги! Видишь, как оно? Вот как! А никто не верит! Заколдованные они, точно тебе говорю. Заколдованные…» И мы убежали. Неделю ночевали у бабы-Шуриных знакомых, людей странных, немытых, но добрых. Катькины штаны стирали у одних, сушили у других. Но гладить не гладили. Бабы-Шурины знакомые были люди без утюга. А в конце недели мы ее окрестили. Катьку, а не бабу Шуру. Катьку и меня, если точно. Свою дурную комсомольскую совесть я успокоила мыслью о том, что хотя бы раз в неделю младенцев надо купать. 18 августа, день – Привет. – Сережа звонит с работы. – Как ты? – Нормально. – А я – нет. – Что случилось? – Ты знаешь, я – толстый. У меня висит живот. Я его втягиваю, а он не втягивается. Что делать, а? – Давай купим тебе костюм. – Зачем?! Я ж толстый, а не в гроб!!! – Не кричи, – говорю я. – В гроб мы купим тебе другой… – Ты думаешь, что я еще больше поправлюсь?! – перебивает меня Сережа. – Нет. Просто на свадьбу нужно идти в костюме, а не в джинсах. – А ты в чем пойдешь, если не в джинсах? * * * Варю мыло для собаки налогового инспектора. Старый каламбур, но люди очень давно любят собак. Даже если они не совсем чтобы люди, а налоговые инспекторы. Мне было бы намного проще, если бы собаки или маленькие дети были у санитарного контроля, пожарников, коммунальщиков и прочих проверяющих органов. Платить мылом почему-то не так жалко, как деньгами. И потом – мыло… Оно же должно делать человека чище. Человека или его собаку. Собаку налогового инспектора зовут Грек. Грек – американский бульдог и жуткий аллергик. Ему все нельзя. От всего он покрывается волдырями и расчесывает их до крови. Греку надо сменить климат. Врач собаки говорит, что лучше всего подойдет Крым или Средиземноморье. Каждый визит к врачу обходится инспектору в сто долларов. Но доктор очень хороший. По воскресеньям он ведет курсы психоанализа для собак. Потому что Эдипов комплекс бывает у всех, у кого есть отец. Особенно если пациент – кобель. Курсы, визиты, прививки, смена климата… В общем, пока налоговый инспектор собирает деньги на переезд, я варю мыло для Грека по специальному рецепту. Мыло для лап на кукурузном масле. Мыло с чабрецом и ромашкой. Раньше я думала, что налоговый инспектор – вымогатель. Теперь считаю его двигателем прогресса. Без Грека я бы ни за что не додумалась делать мыло для собак. – Мама! – кричит в трубку Катя. – А нам надо заказывать шишки? – Драку, в смысле? У нас уже и драку надо заказывать?! Ужас какой… – Нет! Шишки для гостей. На память! Ну шишки… – ноет Катя. – Они нам подарок, а мы им шишку. – Это неприлично… – Это такой обычай. Нам сказали. Будет красиво. – Позвони папе. Он лучше разбирается. – А папа сказал, что по шишечкам у нас ты. – Да как он смеет меня так оскорблять! – Здравствуйте, Наташа, – берет трубку мой будущий зять. (Обязуюсь любить его нежно. Торжественно даже клянусь. Но зачем-то скрещиваю пальцы… Ай-ай-ай.) – Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Если вы так категорически против шишек, мы можем заказать уточек… – Хорошо, – говорю я. – Уточек – это хорошо. Тем более если обычай. 18 августа, ночь – Вот эти шишки-уточки… Наш зять – еврей? – спрашивает Сережа. – При чем тут евреи? Ты не знаешь традиций собственного народа… – Почему? Я знаю: закрывать грудью вражеский дзот, упасть самолетом на колонну фашистских танков, вынести бабушку из горящего троллейбуса или еще как-нибудь геройски умереть. 18 августа, опять ночь |