Книга Все так, страница 70 – Елена Стяжкина

– Осмысливала? – спросила я.

– Нет. Была. Как рука. Вот часть человека, без которой он – ничто. Понятно? Дальше объяснять?

Я кивнула. Конечно, объяснять. Это ему в его тридцать два все предельно понятно. А мне, в мои тридцать четыре, – извините. Книги перестали быть для меня пыткой. Но не в части фантастики. Истории о посторонних планетах могли бы во мне уже не поместиться. Я же все-таки не корейка.

– Что непонятного, Марина? Ты для меня – вот эта фигня и есть.

Конечно, он не сказал «фигня». Он снова назвал имя… Но слово – не воробей. Раз вылетит – не поймаешь.

Я и не ловила.

Потом долго рылась в Интернете в поисках названия этой самой фигни. Я и сейчас иногда роюсь. Почти без азарта.

Но никак не могу найти.

Зато теперь я могу разговаривать с любителями фантастики. И даже люблю это дело. Я надеюсь, что кто-то из них тоже читал об этой планете. И значит, подскажет мне имя.

Кажется, оно начинается на букву «э».

* * *

В десятом классе у него была така-а-а-ая любовь… Такая огромная любовь…

Прямо как у меня.

Повторюшка тетя Хрюшка.

Только не знаю, кто из нас был повторюшка. Не помню.

Но у него все равно была больше.

Если бы такая любовь случилась у него в Корее, то там, а не в Китае, случился бы хронический демографический взрыв.

В общем, у них было все! И он хотел от нее детей. Только через две пятилетки. Или через одну.

И волосы у нее были чистые, и глаза. А на ночь она читала Фицджеральда. Надеюсь, что не вслух – прямо ему на ухо.

От счастья у Ильи выросли даже штаны. Выросли и размножились. Их стало две пары. Ну, кроме тех, в которых он продолжал ходить на школьные олимпиады. Кстати, в десятом (нашем выпускном классе) он не выиграл ни одной.

Зато он мне звонил каждый день. И почти каждую ночь. Предпочитал меня ночи, которая у Фицджеральда была нежна. Я думала, что мы шептались и шушукались, а оказалось, устанавливали правила. Например, я сказала: «Девочки никогда не должны звонить мальчикам первыми». Он согласился. Через полчаса в трубке что-то тренькнуло. Ким сказал: «Ой», – и посыпался в ухо короткими гудками. Я подумала: «А вдруг его убили?» – и тут же набрала «02». Но потом испугалась говорить с милицией и решила уточнить у него, точно ли умер. Я позвонила. Он сказал: «Ну что же ты? Девочки ведь не должны…»

Я бросила трубку. И с тех пор первая не звоню никогда. Но он усердно сует мне все свои номера телефонов (теперь у него много секретных) и настоятельно требует: «Будешь в Питере – обязательно».

Обязательно.

Но только мы с ним знаем, что девочки не должны делать это первыми.

Звонить – нельзя. Говорить – можно. Строго по очереди. Потому что если только он или только я – это вешалка, игра в одни ворота и насилие над личностью.

А если без очереди… Если мы станем говорить без очереди? Вместе? То что?

После выпускного сочинения он попросил руки у своей чисто вымытой сердечной подруги. Это была помолвка, отсроченная на пять лет. Все вундеркинды такие основательные или только этот? После института они должны были пожениться. Илья Ким и девица товарного вида, имя которой сегодня ни для кого уже не имеет значения.

Родители дали согласие. Вроде не корейцы, но какие-то точно шальные. Мои бы никогда не дали такого глупого согласия.

Они и не дали.

Я вышла замуж убёгом. Илья Ким был моим дружкой. Он ржал, как лошадь, наступая на мою фату.

У меня была фата. Несмотря на убёг.

– Ужас, – сказала я, отправляясь в подъезд, ведущий к брачному ложу.

– Ага, – согласился он, хотя в принципе это было не в наших правилах.

Потому что он был умнее меня в три раза. И я обычно говорила одни глупости.

Еще он сказал: «Эй». Прямо в спину. Как ножом. Я оглянулась.

Привет всем женам Лота.

Вот так раз оглянешься, потом всю жизнь – соляной столб.

С другой стороны, соляные столбы крайне полезны в хозяйстве: соскребешь с себя кусок кожи – улаживается куча продовольственных проблем. С пивом тоже хорошо. С текилой, если еще есть лимон.

– Вот есть всякая жизнь, – сказал он.

– Да, – согласилась я.

Теория о происхождении видов – это как раз то, что мне было нужно. Люблю на сон грядущий перелистать старину Энгельса и добряка Дарвина. Особенно перед брачными ночами.

– А есть ты. Понимаешь? Жизнь и ты – это то, что нельзя смешивать.

– Никому нельзя? – расстроилась я.

– Мне.

Ну и не было никакой ночи. И брака тоже не случилось. Мой первый муж был не дурак и не садист.

Мазохист он был. И буддист. И Плюшкин в вопросах сохранения сексуальной энергии. Подозреваю, что он хотел лечь в гроб с ни разу не надеванным писюном. Я вышла замуж за него позже. Через брак. В третий раз как в первый. Кстати, мой первый-третий муж очень даже хотел меня смешивать с жизнью. Зато он не смешивал с жизнью постель. То есть абсолютно.

…А вместо брачной ночи мы с Кимом сидели в беседке во дворе. Беседки, кстати, теперь тоже живут только в кино. И на глубоко охраняемых территориях всяких вилл и дач.

Если вы хотите спросить, кому мешали беседки, я отвечу… Я отвечу: «Мне!»

Видеть их не могу после всего этого.

А тогда могла. Я в ней, в беседке, и переоделась. У меня были с собой халат, тапочки, расческа и зубная щетка.

Сидели, курили, ржали, обсуждая, как он наступал на мою фату. Придурок настоящий.

Даже не поцеловались ни разу. Наверное, чтобы не смешивать.

На рассвете он мне сказал: «Теперь будет твоя очередь говорить. Да?»

И уехал в Питер. Учиться синтезировать белок.

А его девица с чистыми волосами вышла замуж. Наверное, назло.

* * *

Хорошо, что в компьютере есть калькулятор. Он меня очень успокоил. Потому что помог посчитать человеко-часы. Девять школьных лет, примерно сто девяносто девять дней в одном году, если без каникул, выходных и праздничных. Возьмем даже двести. Как бонус. По шесть часов каждый день. Это десять тысяч восемьсот часов. Плюс в среднем час в день на телефоны и просто поболтать. В среднем, конечно, можно взять и больше. Но я стараюсь себе не врать. Были же годы без единого звонка? Были. С другой стороны, были и целые четверти «белых ночей»? И как горло только выдерживало – столько болтать? В общем, еще три тысячи восемьдесят пять часов. (Я тут умножала не на двести, а на все триста шестьдесят пять. Потому что «в среднем» же? Что не ясно?)

Плюс еще во сне. Двадцать пять лет по шесть часов. Это тоже приблизительная цифра. Потому что, во-первых, не все ночи я спала. На Новый год я, например, никогда не сплю. И присниться мне в эту чудесную ночь физически невозможно. Мне, наверное, и позвонить в эту чудесную ночь нельзя. Потому что я всегда в гостях! Дома просто не застать…