Книга Белое, черное, алое…, страница 57 – Елена Топильская

— Все именно так. Если бы я не видела ее паспорта, я бы на тыщу долларов поспорила, что ей ровно вполовину меньше лет, чем записано в документах.

— Нинон Ланкло?

— Сто очков вперед, — заверила я. — А ты-то про нее откуда знаешь?

— У меня же было дело по Дому мод. Мне там все уши про нее прожужжали.

— Мы с ней договорились, что она мне даст посмотреть архивы ее сына и невестки.

— Зачем тебе? — удивился Горчаков.

— А откуда я возьму сведения о личной жизни Чвановых? Может, в архивах какие-нибудь фотографии Ольгиных подруг, тогда будем искать этих подруг, или еще лучше — записные книжки, письма. С кем-то она должна была быть хотя бы в приятельских отношениях, не верю я, что она вообще из дому не выходила, даже в парикмахерскую.

— Слушай, а подружки матери тебя не интересуют? Я, когда расследовал захват Дома мод, завел там полезные знакомства и могу поспрашивать, хотя бы что за человек твоя Редничук, поскольку про ее человеческие качества мне не рассказывали, только про ее внешний вид и славное модельное прошлое.

— Поспрашивай. Мне она психологически интересна. Мать погибшего, первый раз общается с новым следователем и ничего не спросила о том, когда будут задержаны виновные, почему прокуратура бездействует, на худой конец, не поинтересовалась, почему дело к нам передано. Так что поспрашивай. Только осторожно и неофициально, хорошо? И желательно у тех людей, которые сразу после беседы с тобой не побегут к Нателле тебя сдавать.

— Не учите меня жить, лучше помогите материально. Зарплату не дают?

— Размечтался…

Только Лешка ушел к себе, в мой кабинет просочилась возбужденная Кочетова с лифчиком в руках.

— Машка, а чего ты лифчик не взяла?

— Мне вообще этот коробейник надоел. Пусть только попробует еще что-нибудь принести!

— А что? Тебе что, лифчик или купальник помешает на халяву? Брось ты.

Лучше посмотри, как на мне лифчик, я не могу решить, брать его себе или толкнуть девчонкам из суда. Так-то лифчик хороший, «Триумф», но мне кажется, что у меня на спине под лямкой складка.

Мы заперли дверь изнутри, и Лариска, быстро скинув одежду, надела лифчик.

— По-моему, все хорошо, — сказала я.

— А по-моему, складка, и мне неудобно.

Лариска извернулась, как кобра на гнезде, чтобы увидеть в зеркало свою спину.

— У тебя складка, потому что ты изгибаешься перед зеркалом, а так все нормально, — убеждала я ее. Мы обе разгорячились.

— Нет, от тебя толку не будет, — нервно заявила Лариска. — Ты все равно правду не скажешь. Надо позвать еще кого-нибудь, кто толк понимает. — И она в возбуждении стукнула кулаком в стену, за которой сидел Горчаков. — Вот Горчакова позовем. — И она бухнула кулаком в стенку еще раз.

Лешка тут же среагировал, подумав, что его зовут пить чай, и задергался в мою дверь. Услышав нашу возню, он приник к двери и стал ласково спрашивать:

— Девчонки, вы чего? Звали?

Тут Лариска опомнилась.

— Ой! — сказала она и стала лихорадочно одеваться. Приведя одежду в порядок, она повернула ключ в замке и впустила Лешку. — Леш, ты извини, у меня в башке заклинило, я хотела, чтобы ты лифчик на мне посмотрел.

— Девки! Вы совсем охренели! А над горшком вас подержать не надо?

…Сашка сегодня освобождался после утренней смены, в полтретьего, и я спихнула ему ребенка, намекнув, что есть возможность неформально пообщаться.

Мой мальчик весь день пребывал в эйфории от неожиданно свалившегося на голову счастья в виде заминированной школы. Взрывное устройство, конечно, оказалось туфтой, кто-то из детей таким образом избег контрольной, но впечатлений было море.

Придя домой и предупредив ребенка, что уроки делать все равно придется, я набрала номер домашнего телефона Гошкиной классной руководительницы; вежливый мужской голос мне ответил, что Татьяны Геннадьевны нет дома.

— Школу минировать пошла… — прокомментировал Александр.

Ребенок, сидевший тут же в ожидании домашних заданий, с готовностью захохотал.

— Гошенька, отнеси, пожалуйста, мою записную книжку в прихожую, положи мне в сумку, а то я ее завтра забуду, — попросила я и, как только ребенок скрылся из виду, зашипела на Сашку:

— Ты с ума сошел? Зачем ты подрываешь авторитет учителей?!

— А что я такого сказал? — удивился Сашка. — Я же тоже хочу поучаствовать в процессе воспитания!

— Ты уже поучаствовал! «Лукоморью» учил? То, что Пушкин написал, у ребенка из памяти изгладилось начисто, зато он всем рассказывает, как «на неведомых дорожках Невзоров бегал в босоножках»!

— А что? Это еще в мое время рассказывали! Преемственность поколений…

— В твое время рассказывали: «слоны катаются на кошках»! А кто научил ребенка песенке Винни-Пуха? «Куда идем мы с Пятачком — конечно, в гастроном…»

— 3а чем идем мы в гастроном?

Конечно, за вином!

А где мы будем пить вино?

Конечно, за углом!

А чем закусим мы потом?

Конечно, Пятачком… — без запинки рассказал появившийся из-за двери ребенок, демонстрируя незаурядную память. — Ну что, мам, не дозвонилась? Не переживай, без уроков обойдусь.

— Спасибо, утешил, — пробормотала я.

Процесс воспитания оказался под угрозой.

Ребенок опять уткнулся в энциклопедию про динозавров, а я все прокручивала в голове визит матери Чванова. Ну и что, что не спросила, когда будет раскрыто преступление. То, что она умная и незаурядная женщина, у нее на лице написано.

Да еще и хладнокровная, и не сентиментальная. Ну так и зачем умный человек будет задавать вопросы, на которые все равно нет ответа?

Среда началась с телефонного звонка Кораблева.

— Мария Сергеевна, сегодня среда, когда вы получите оружие?

— Ты меня замучил уже! Сегодня комиссия, будут принимать зачет. Если к трем приедешь, а меня нет, возьми у Горчакова ключ от кабинета и завари чай, а я к тому времени уже должна быть, договорились?

В десять минут четвертого я вернулась из городской прокуратуры. Кораблев уже хлопотал над чаем.

— Ну что, порядок? — спросил он, насыпая заварку в чайник.

Я сняла куртку и ответила:

— Нет. Не сдала я зачет.

— Здрасьте! Ну, Мария Сергеевна! Учил я вас, учил, и без толку! И на чем вас завалили?

— Да ну, на ерунде. — Я подошла к столу и заглянула в заварной чайник, чтобы проверить, сколько Леня насыпал заварки. — Попросили разобрать пистолет, а потом собрать. А у меня руки вспотели от волнения, и мне затворную раму на пружину не натянуть. Они мне говорят: как же вы, Швецова, будете разбирать и собирать пистолет в боевой обстановке? Я им отвечаю: клянусь, что мне и в голову не придет разбирать и собирать пистолет в боевой обстановке, я его просто брошу, если патрон перекосит! Ну, вот меня и отправили еще позаниматься «Наставлением по стрелковому делу».