
Онлайн книга «Дальний приход»
Однако брат увлеченно читал книгу и возиться с изготовлением сабли не собирался. И только когда появился Юра Клепиков, брату пришлось решать, что делать со мной. — Ну что? — спросил он. — С ребятами поиграешь! Я замотал головой. — Почему? — У меня сабли нет… — Я вернусь и сделаю ее тебе… — Не… Ты сейчас сделай… Брат начал было осматриваться, из чего смастерить мне саблю, но тут Юра Клепиков отвлек его. Он что-то сказал брату, показывая на ребят, собирающихся на ребячьем пригорке в крапивный поход. — Слушай! — сказал брат. — Ты пригласи-ка ребят сюда! — Не… — сказал я. — Они не пойдут… Они в поход собираются, крапиву рубить… — А ты скажи, что тебе глиссер заводной купили… Скажи, что покажешь его! Я уже давно упрашивал родителей приобрести заводной глиссер, и сейчас, услышав, что можно пригласить ребят посмотреть на него, совершенно позабыл и о сабле, необходимой для участия в Великом крапивном походе, и о самом походе. — Глиссер? — облизнув языком пересохшие губы, спросил я. — Глиссер, глиссер! — подтвердил брат. — Иди. 2 Конечно же, посмотреть на заводной глиссер было интересно всем, и ребята гурьбой двинулись к нашему дому. Впереди шагали мы с Сашкой Горбуновым. Ему тоже хотелось посмотреть на заводной глиссер. Еще больше хотелось посмотреть на этот глиссер мне. Я не сразу и понял, что произошло во дворе. Мой брат с Юрой Клепиковым, закрыв за ребятами калитку, начали разоружать их. Не все отдавали сабли добровольно, и брату приходилось силой вырывать их. Некоторые ребята пытались перелезть через забор, но Юра Клепиков успевал поймать их. Скоро сабли были отобраны и, вооружившись вилами, брат с Юрой Клепиковым погнали ребят за ребячий пригорок, а я остался один с целой кучей разномастных деревянных сабель на крыльце. — Ну что? — спросил брат, вернувшись. — Доволен? — А глиссер где? — спросил я. — Какой еще глиссер?! — рассердился брат. — Ты просил саблю. Вот, целый арсенал теперь у тебя. Все. Мы пошли. Ты сиди дома и никуда не ходи. Играй со своими саблями. Об этом брат мог бы и не предупреждать меня. Глядя на сваленные на крыльце деревянные сабли, я все еще думал о том, куда исчез глиссер, который обещали показать мне, и так и не мог до конца уразуметь, что же произошло. Только когда брат ушел с Юрой Клепиковым, я понял, что произошло что-то ужасное. Стараясь не дотрагиваться до сабель, лежащих на крыльце, я ушел в дом и забрался под стол в комнате, потому что более надежного убежища у меня уже не оставалось. Наверное, здесь и уснул, потому что ясно увидел сон: мчащийся по Свири глиссер останавливается и начинает разворачиваться, вот он застыл на мгновение в круглом нимбе стремительно вращающегося воздушного винта на корме, но, стремительно набирая скорость, он устремляется на наш дом, и я в страхе отшатываюсь, — вместо лопастей к винту глиссера приделаны деревянные сабли… 3 — Миколя! — разбудил меня голос тетушки. — Убери с крыльца свои палки! Пришлось вылезать из-под стола и затаскивать сабли в дом. Наверное, самое правильное было вытащить все это добро за калитку, но я не то чтобы не догадался об этом, а побоялся. Мне казалось, что можно еще как-то исправить ситуацию и для этого следует только сохранить сабли в неприкосновенности. Еще держались в памяти остатки сна, где крутился пропеллер глиссера с лопастями из деревянных сабель, и я чувствовал, что сабли обязательно надо спрятать. Только сейчас в комнате и разглядел я приобретение. На улице, когда ими рубили крапиву или просто размахивали над головой, эти неловко обструганные палки не выглядели так уродливо, как в дому. — О, Господи! — испугалась мать, заглянув в комнату. — А на улице эти палки нельзя оставить? — Не, мама… — сказал я. — Я под кроватью их положу. Через пару дней я встретил Сашку Горбунова. Он не хотел разговаривать со мною из-за глиссера, но потом смилостивился и сказал, что мне будет плохо. Так велели ему передать мне ребята с перекрестка. Как-то неуютно и холодно стало мне в теплом летнем вечере. Я предложил Сашке выбрать себе любую саблю из моего арсенала, за его ходатайство в переговорах. Сашка повертел предложенные ему сабли, потом объявил, что у него свои лучше, и ушел. А я остался с ненужными мне саблями, которые годились только для замены лопастей в винте приснившегося мне глиссера. Я снова засунул их под кроватью. Я уже не помню, как — она мыла тогда в комнате пол! — выведала у меня мама страшную тайну сабель. Что-то она говорила отцу про сабли, что-то, упоминая сабли, отец выговаривал брату. Я не слышал этих разговоров, и не потому, что они велись тайно, а потому что эти разговоры совершенно не касались меня. Отец объяснил брату, что нельзя отбирать ничего у младших ребят, а о том, что эти ребята винят теперь в происшествии меня, ничего не сказал. 4 Бывают мгновения на границе сумерек и тьмы, в усталом, отходящем ко сну сознании дневные хозяйственные хлопоты и какие-то копеечные резоны и выгоды вдруг равномерно сливаются с мыслями о неизбежной смерти, о тщете всего, и тогда так больно, так тоскливо сжимается сердце: на что? куда? — ушли отмеренные нам годы… Наверное, поэтому так безумно-томительны рассветы. Конечно же, не хватает света. Его едва-едва достает, чтобы разглядеть цвет неба и реки, очертания кустов на ребячьем пригорке — только самое главное, да и то словно бы подернутое дождливым туманом… Так и в памяти о детстве… Свет медленно отделяется от тьмы, и из неразличимой глухоты небытия возвращается дневная жизнь и заполняет тебя… Прошло еще немного времени, история с саблями была окончательно забыта и отцом, и братом, и только во мне она продолжала разрастаться густым страхом… Я боялся заглядывать под кровать, там лежало самое страшное, что было в моей жизни. Мама уже не раз пыталась выкинуть сабли, но я каждый раз останавливал ее своим плачем. А однажды тетушка пришла из магазина и объявила, что слышала в очереди, будто по домам ходит милиция и ищет какие-то сабли… Мама подтвердила ее слова. Я не заметил, как заговорщически переглянулись они. Не до того было… Милицию я ждал уже давно, с того самого дня, когда брат облагодетельствовал меня отобранными у ребят саблями. Меня охватила паника. |