Онлайн книга «Представление»
|
Нечто подобное творилось и в казарме. Еще с утра многие пошли за вином. Остальные бродили по территории в расстегнутых гимнастерках. Ружейный парк охраняло шестеро надежных сверхсрочников. Возле продовольственной кладовой дежурил старшина. На доске объявлений вывесили приказ: «Об усилении воинской бдительности по случаю юбилея». К трем часам заключенных собрали на площадке возле шестого барака. Начальник лагеря майор Амосов произнес короткую речь. Он сказал: — Революционные праздники касаются всех советских граждан… Даже людей, которые временно оступились… Кого-то убили, ограбили, изнасиловали, в общем, наделали шороху… Партия дает этим людям возможность исправиться… Ведет их через упорный физический труд к социализму… Короче, да здравствует юбилей нашего Советского государства!.. А с пьяных и накуренных, как говорится, будем взыскивать… Не говоря о скотоложестве… А то половину соседских коз огуляли, мать вашу за ногу!.. — Ничего себе! — раздался голос из шеренги. — Что же это получается? Я дочку второго секретаря Запорожского обкома тягал, а козу что, не имею права?.. — Помолчите, Гурин, — сказал начальник лагеря. — Опять вы фигурируете! Мы ему доверили товарища Ленина играть, а он все про козу мечтает… Что вы за народ?.. — Народ как народ, — ответили из шеренги, — сучье да беспредельщина… — Отпетые вы люди, как я погляжу, — сказал майор. Из-за плеча его вынырнул замполит Хуриев: — Минуточку, не расходитесь. В шесть тридцать — общее собрание. После торжественной части — концерт. Явка обязательна. Отказчики пойдут в изолятор. Есть вопросы? — Вопросов навалом, — подали голос из шеренги, — сказать? Куда девалось все хозяйственное мыло? Где обещанные теплые портянки? Почему кино не возят третий месяц? Дадут или нет рукавицы сучкорубам?.. Еще?.. Когда построят будку на лесоповале?.. — Тихо! Тихо! — закричал Хуриев. — Жалобы в установленном порядке, через бригадиров! А теперь расходитесь. Все немного поворчали и разошлись… К шести заключенные начали группами собираться около библиотеки. Здесь, в бывшей тарной мастерской, происходили общие собрания. В дощатом сарае без окон могло разместиться человек пятьсот. Заключенные побрились и начистили ботинки. Парикмахером в зоне работал убийца Мамедов. Всякий раз, оборачивая кому-нибудь шею полотенцем, Мамедов говорил: — Чирик, и душа с тебя вон!.. Это была его любимая профессиональная шутка. Лагерная администрация натянула свои парадные мундиры. В сапогах замполита Хуриева отражались тусклые лампочки, мигавшие над простреливаемым коридором. Вольнонаемные женщины из хозобслуги распространяли запах тройного одеколона. Гражданские служащие надели импортные пиджаки. Сарай был закрыт. У входа толпились сверхсрочники. Внутри шли приготовления к торжественной части. Бугор Агешин укреплял над дверью транспарант. На алом фоне было выведено желтой гуашью: «Партия — наш рулевой!» Хуриев отдавал последние распоряжения. Его окружали — Цуриков, Геша, Тамара. Затем появился Гурин. Я тоже подошел ближе. Хуриев сказал: — Если все кончится благополучно, даю неделю отгула. Кроме того, планируется выездной спектакль на Ропче. — Где это? — заинтересовалась Лебедева. — В Швейцарии, — ответил Гурин… В шесть тридцать распахнулись двери сарая. Заключенные шумно расположились на деревянных скамьях. Трое надзирателей внесли стулья для членов президиума. Цепочкой между рядами проследовало к сцене высшее начальство. Наступила тишина. Кто-то неуверенно захлопал. Его поддержали. Перед микрофоном вырос Хуриев. Замполит улыбнулся, показав надежные серебряные коронки. Потом заглянул в бумажку и начал: — Вот уже шестьдесят лет… Как всегда, микрофон не работал. Хуриев возвысил голос: — Вот уже шестьдесят лет… Слышно? Вместо ответа из зала донеслось: — Шестьдесят лет свободы не видать… Капитан Токарь приподнялся, чтобы лучше запомнить нарушителя. Хуриев заговорил еще громче. Он перечислил главные достижения советской власти. Вспомнил о победе над Германией. Осветил текущий политический момент. Бегло остановился на проблеме развернутого строительства коммунизма. Потом выступил майор из Сыктывкара. Речь шла о побегах и лагерной дисциплине. Майор говорил тихо, его не слушали… Затем на сцену вышел лейтенант Родичев. Свое выступление он начал так: — В народе родился документ… За этим последовало что-то вроде социалистических обязательств. Я запомнил фразу: «…Сократить число лагерных убийств на двадцать шесть процентов…» Прошло около часа. Заключенные тихо беседовали, курили. Задние ряды уже играли в карты. Вдоль стен бесшумно передвигались надзиратели. Затем Хуриев объявил: — Концерт! Сначала незнакомый зек прочитал две басни Крылова. Изображая стрекозу, он разворачивал бумажный веер. Переключаясь на муравья, размахивал воображаемой лопатой. Потом завбаней Тарасюк жонглировал электрическими лампочками. Их становилось все больше. В конце Тарасюк подбросил их одновременно. Затем оттянул на животе резинку, и лампочки попадали в сатиновые шаровары. Затем лейтенант Родичев прочитал стихотворение Маяковского. Он расставил ноги и пытался говорить басом. Его сменил рецидивист Шушаня, который без аккомпанемента исполнил «Цыганочку». Когда ему хлопали, он воскликнул: — Жаль, сапоги лакшовые, не тот эффект!.. Потом объявили нарядчика Логинова «в сопровождении гитары». Он вышел, поклонился, тронул струны и запел: Цыганка с картами, глаза упрямые, Монисто древнее и нитка бус. Хотел судьбу пытать бубновой дамою, Да снова выпал мне пиковый туз. Зачем же ты, судьба моя несчастная, Опять ведешь меня дорогой слез? Колючка ржавая, решетка частая, Вагон столыпинский и шум колес… Логинову долго хлопали и просили спеть на «бис». Однако замполит был против. Он вышел и сказал: — Как говорится, хорошего понемножку… Затем поправил ремень, дождался тишины и выкрикнул: — Революционная пьеса «Кремлевские звезды». Роли исполняют заключенные усть-вымского лагпункта. Владимир Ильич Ленин — заключенный Гурин. Феликс Эдмундович Дзержинский — заключенный Цуриков. Красноармеец Тимофей — заключенный Чмыхалов. Купеческая дочь Полина — работница АХЧ Лебедева Тамара Евгеньевна… Итак, Москва, тысяча девятьсот восемнадцатый год… |