Онлайн книга «1993»
|
Близко зазвучали мужские голоса, срывающиеся, но азартные, как у спортивных комментаторов: – О, бегут, бегут! – Молодец, молодец. Бутылку кинул! – Еще один! – Смотри, попал. – Блядь, не зажглась. – Давит! Он его давит! – Еще одного! – Раздавил! Он раздавил! Ты это видел? – Блядь! Где же наши командиры? – Давно се…ли. – Завели нас сюда, а сами… – А эти… твари… – Мы им “Ура!”, а они нас давят… “Давят? – переспросил Виктор мысленно, но, может быть, и в голос, и ледяной поток яростной тоски залил душу. – Как это давят?” – “А как стреляют, так и давят”, – ответил сам себе. Надо было или умирать, или выбираться. Он пополз опять, стараясь забирать вправо, чтобы достичь края рощи, а там уже – ломануться отсюда. – Внимание! Всем разойтись! Внимание! Открываем огонь! Трах-тах-тах-тах, трах-тах-тах-тах! Ближе к улице людей попадалось всё больше; в основном стояли во весь рост, некоторые образовывали группки и что-то запальчиво обсуждали. “Почему они не уходят?” Ползти стало стыдно. То и дело спрашивали: “Ранен, что ли?” Он встал и, пригибаясь, двинулся перебежками от дерева к дереву, сторонясь компаний. “Зачем они остаются? Кому они что докажут?” Больше не стреляли. Впереди с опушки просматривалась пустая улица, и темнело тело на бледной зебре пешеходного перехода. Ветерок зашевелил дымчатые волосы. “Волосы! Журналист? Он? – Лицо разглядеть не удавалось. Виктор, замерев, стоял и смотрел, как ветер играет волосами. – Всё, уходить!” Сзади послышался разговор на повышенных тонах. “Не уходят… Вот это чудо. Чудо… А я уйду… Отдохну… А война… война только началась…” – Братан! – раздалось за спиной. Поравнявшись с ним, из рощи вывалились трое. Двое, запыхавшись, тащили за руку и за ногу третьего, провисшего, как матрас. – Выручай! – выдохнул парень в темной куртке. – Куда вы его? – Вперед, – выдохнул парень в светлой куртке, – там машина есть. Нога была причудливо вывернута, с задранной штаниной, вся в крови и без ботинка. Виктор крепко схватил раненого за руку, и они, как могли, побежали. Они замедлили бег под рыжеватым фонарем: на асфальт несколькими потоками быстро скользили, разбиваясь, багровые капли. – Его в живот еще п…здануло! – поделился тот, что в темном. – Вся кровь со спины на х…! – Лишь бы он кровью не истек! – это был парень в светлом. – Ну, двинули. По пути им всё чаще попадались стоявшие группками люди, которые, повернувшись в сторону телецентра, как будто чего-то ждали. Вдали снова зазвучал жестяной рупор, воздух разорвали очереди, над рощей раскрылся красный, широкий, похожий на салют веер. – Уф! Обождите… – парень в темном притормозил, переводя дух. – И не бросишь его! – он обвинительно качнул тело за ногу, которую сжимал. – Говнюк, а человек! Даже говнюка жалко. – Почему он говнюк? – спросил Виктор. Стрельба из обоих зданий возобновилась и тоже напоминала салют – сверкающие перекрестные линии вонзались в небо. – Потому что. Знаешь, чо он орал, когда на бэтээр попер? “За Сталина!” Совсем народ обалдел. – А ты за кого? – За кого, за кого… За Ельцина, за кого еще. Посмотрел телевизор, и сюда. Спасать демократию на х… А спасаю таких вот… – Я ни за кого, – отмазался парень в светлом. – Я из метро вышел, слышу: стреляют, ну и подошел посмотреть. Ну! Готов? – Ага! – сказал тот, который в темном. – Мы уже не первого тащим! – объяснил тот, который в светлом. – Самих чуть не грохнули. Они опять заспешили, наискось пересекли Королёва, свернули в темный затаившийся двор. Зажглись фары у вишневой “девятки”, двое парней в чем-то защитном молча приняли тело, уложили на заднее сиденье. Дверца захлопнулась. – В Склиф? – спросил Виктор дежурно, как бывалый. – К Белому дому, – сухо ответил севший за руль. – Туда? Зачем? – У нас свои врачи, – пискляво сказал в окно севший рядом с водителем. – Другим не доверяем. Машина, газанув, растворилась в темноте. – Гондоны, – парень в темном коротко засмеялся. – Блядь, в обед еще… Еще в обед не поверил бы! Жизнью рискую ради гондонов! – Ты как, обратно или дальше? – спросил парень в светлом. – Я дальше, – устало сказал Виктор. Оставшись один, он ощутил всё свое саднящее разбитое тело. Ноги были стерты. “Я ж босой… Я ж на босу ногу из дома вышел”. Одна брючина была, как из коры, запекшаяся в крови. Чья кровь? Может, Олесина, пропитала сквозь повязку? Два, четыре, четыре, восемь, два, два, пять. Запомнил. Надо навестить ее. Идиот, даже фамилию не спросил. Сейчас надо в аварийку, отрабатывать. С Леной не разговаривать. Будет жить с ней в доме, как будто ее не знает. Если повезет – переедет к Олесе. Хорошо бы! Таня подрастает, сильно переживать не должна… Да ладно, понятно же, сегодня-завтра помирится он с женой… Будет терпеть ее, а она его, всё у них потянется по старинке… И Таню нельзя травмировать… Он брел в одиночестве совсем недолго: посреди дороги напротив друг друга чернели две шумные группы, человек тридцать в каждой. – Что такое? – спросил он у подбоченившейся девушки с какими-то пестрыми ленточками в косе. – Нелюди, – махнула та рукой на толпу напротив. – Кто там? – Красно-коричневые… – А-а, – Виктор перешел туда. От толкущихся людей пахло потом, спиртом, гарью, листвой, и – сладковато кровью. Выдвинувшись вперед их кучки, стоял мужик в расстегнутом пальто и кричал, тряся белеющим в темноте, словно сдобным, кулаком: – Парламент угробили, и чего? Кому вы нужны, пигмеи? Ваш Ельцин об вас еще ноги вытрет! – Сначала он тебе башку оторвет, – ответил кто-то мрачно под дружный смех своих. – Иди сюда, такой смелый! – Щас дождешься! – Перестаньте, – заверещала с той стороны женщина, нетрезво растягивая гласные. – Взрослые люди! Сказать больше нечего? – А я и говорю! – мужик ударил кулаком в пустоту. – Почему депутатов разогнали? – Потому что за…бали! – крикнул кто-то юный, поддержанный смехом. |