Онлайн книга «1993»
|
– Да ты чо упала, соседка? Доставим в лучшем виде. Как я тебя обману? Скажи спасибо лучше. Скучно одному в воде бултыхаться. Все кикиморы разъехались, дружки заняты… Тебя увидел, позвал… Ну вот и сиди, кайфуй. Они уже стояли на железнодорожном переезде. Егор потянул воздух тугим носом. Губы его, чуть вывернутые наружу розовым нутром, дрожали, пульсировали и, казалось, тянулись к Тане, как две присоски. – А ты хороша, – он громко причмокнул. – Рыжая – это класс. А глаза зеленые, да? – Серые. Иногда бывают зелеными. – А когда? – Когда… Не знаю… – Куда ж ты, баран гребаный, едешь? – он с силой нажал, сигналя “жигулям” впереди. Они домчали до водохранилища минут за пятнадцать и встали у магазина-стекляшки на пятачке. – Взять тебе чего? Ну чего ты любишь… Чупа-чупс? Водку? – гоготнул. – Обожди, скоро буду… Вернулся с пакетом, в котором угадывались бутылка, батон и жестянки. – Ты же за рулем, – сказала Таня с тревогой. – Спокуха! Ты чо, думаешь, я много пить буду? Треснем по глоточку, чтоб лучше плавалось, обсохнем, еще по маленькой, и назад поедем. Я ваще не пьянею! Мне литра два надо, чтоб окосеть. Тут ехать-то – раз плюнуть. Все мусора свои. А если чужие – капуста на что? Га-га-га! – Он упивался своей манерой разговора. – Пивко признаешь? – Бывает. – Будет! Я еще шипучку купил и хавчика дэцел. После разберем… Таня хотела сказать, чтобы он поворачивал назад и что, если он выпьет, она отказывается с ним ехать и знаться, но безволие не дало сказать ничего, да и было стыдно показать себя мелкой трусихой, а главное – он нравился ей. У воды людей было мало, компания полуголых мужиков разлеглась на глинистом крутом берегу. Ниже на песке отчаянно и празднично вопили два абсолютно голых малыша, мальчик и девочка, топоча туда-сюда ножками, пытаясь взбежать по травянистому склону и срываясь к воде. Два голыша, никого больше. Таня подумала: чьи они, голыши? Где за ними пригляд? Неужели они как-то связаны с верхней компанией? Егор взял ее за руку и рванул за собой. – Давай двигай попой! – Куда мы? – Места надо знать… Ща народ набежит. Есть тут одно местечко, я с детства присмотрел. С тех времен проход совсем зарос. Спуск херовый, а потом благодать. Никто не засечет, пей, загорай, живи… Они заскользили, хватаясь за ветки ив, и наконец спрыгнули на песок. Это был полукруглый узкий пляж, отсеченный зарослями по бокам. – Ну, крошка! Зацени! Дядя фуфло не предложит, – Егор закурил, хвастливо выпуская дым высоко вверх. – А мы отсюда вылезем? – Забей. Дядя не бросит. – Какой ты дядя? Тебе ведь двадцать? Двадцать, правильно? – Для тебя дядя. Многое повидал. Повидай с мое, сразу тетей станешь. Га-га-га. Вербочка! Таня расстелила полотенце и деловито вытащила из пакета бутылку водки, банку пива, банку спрайта, упаковку колбасной нарезки и батон. Егор затушил окурок шлепанцем, вдавил в песок, снял шорты и тельняшку, оставшись в черных плавках и при золотой цепочке, и с наслаждением потянулся. – У моего папы тоже матроска есть. Папа моряком служил, – сказала она, чтобы что-то сказать. Егор как подкошенный рухнул на кулаки и стал стремительно отжиматься. Он касался грудью песка, а спину держал прямой. Спина была влажная, блестели бугорки прыщей. Он фыркнул, поднялся, стряхивая песчинки с рук: – Бля, припекает! Я не моряк ваще-то, а танкист. Таня стянула платье и осталась в купальнике. – Сплаваем? – спросил он. Она не умела плавать. Ялтинская история породила в ней страх. Егор подошел к воде, нагнулся, зачерпнул двумя ладонями и смочил бритую голову. – Тань… Таня тебя зовут? – Нет, блин, Рита, – обиделась она. – Танюш, наливай! Она стала неловко крутить на бутылке железную крышечку, водку открывала впервые. – Кто ж так делает, мать твою! Он забрал бутылку, откупорил и вскинул подбородок на полминуты. Кадык его извивался змейкой. Решительный подбородок был раздвоен и щетинист. Оторвался от бутылки с гримасой, звучно пошлепал себя по щекам и негромко произнес: – Купатеньки! Он рванул Таню за руку и потащил к воде. Всё случилось в секунду. Поднимая брызги, они ворвались в воду. Таня упиралась, пытаясь выудить руку: – Пусти! Я плавать не умею! Он волок ее на всё большую глубину Вдалеке, поднимая пену, наискось прошла ревущая моторная лодка. Таня закрыла глаза, волна щекотно лизнула подбородок, запрыгнула в ноздри двумя кузнечиками. – Я хочу на берег, – то ли вслух, то ли внутри себя сказала она. – Какой берег, тетя? Ты чо, ку-ку? Ты сваришься там, ёптыть! – Егор неожиданно оживленно вступил в спор. – Сама думай, тетя. Хочешь – парься, тебе жить. Он отпустил Таню, весь напрягся, его корпус и ноги показали твердый рельеф мышц, он сделал два широких прыжка, выбросил вперед руки, пригнул голову и разорвавшейся бомбой исчез под водой. Таня сидела на песке, который действительно обжигал, и время от времени входила в воду и обливала себя. Ее охватило странное ощущение, как будто с ней всё это уже было, она уже сидела на берегу, на маленьком бережке, может быть, вот на этом самом песчаном полукруге, отсеченном зарослями, смотрела на воду и ждала нырнувшего мужчину. Вода закипела от крепких ударов пловца, бритая голова приближалась. Егор вскочил на одну ногу и достиг берега в несколько нелепых прыжков, придерживая другую ногу руками. Сел рядом на полотенце, отплевываясь, мокрые волоски на голове торчали иголками. Он поместил на колено правой ноги ступню левой – из косого пореза сочилась розовая кровь, делаясь всё краснее и обильнее. – Херня, заживет. Сосуд вытечет, – сказал он с бодрым ожесточением. – Мудаки бутылки кидают. Найти бы их и накормить этим стеклом. Дай курнуть. Таня послушно достала из его шорт пачку, извлекла сигарету, сунула ему в рот, схвативший ее по-рыбьи. – Зажигалку! – промычал он. Она суетливо нашла, щелкнула, подпалила. – Водица обалдеть, – он затянулся, капли бежали наперегонки по коже. – Зря ты не пошла. Она отгоняла от него слепней, хлопая в ладоши. Кровь на ступне розовела и постепенно иссякала, застывая тонкой коричневатой коркой. Скоро он уже позабыл о своей ране и расхаживал в шлепанцах от Тани до воды и обратно, подставляясь солнцу с разных боков, чтобы быстрее обсохнуть. – Чо не пьешь ничего, вербочка? – взял водку. – Нагрелась, сука. Теплая, как бы не блевануть… |